Скорбь, охватившая Антония и Октавиана после смерти Брута, знакома многим мужественным воинам. Усуги Кэнсин, услышав о смерти Такэды Сингэна, с которым он воевал четырнадцать лет, зарыдал, оплакивая потерю «лучшего из врагов». Уважение Кэнсина к Сингэну служит вечным примером благородства. Владения Сингэна располагались в гористой местности далеко от моря и зависели от соли, которую получали из владений Ходзё. Глава рода Ходзё не враждовал с Сингэном в открытую, но, желая ослабить его, перестал продавать ему этот необходимый продукт. Кэнсин, имевший возможность добывать соль в своих прибрежных владениях, узнав о трудностях Сингэна, написал ему, что глава рода Ходзё, по его мнению, поступил подло. После этого он распорядился снабдить Сингэна достаточным количеством соли, хотя и вел с ним войну. Письмо он завершил фразой «Я воюю не солью, а мечом», которая не случайно отсылает нас к словам Камилла: «Римляне привыкли спасать отечество не золотом, а железом». Ницше подтвердил то, во что верит сердце самурая, написав: «Надо, чтобы вы гордились своим врагом: тогда успехи вашего врага будут и вашими успехами». Действительно, честь и доблесть велят нам относиться к врагу так, точно он достоин в мирное время стать хорошим другом. Когда доблесть достигает таких высот, она становится сродни состраданию.
Глава 5
Сострадание чужому горю
Любовь, великодушие, привязанность к людям, сочувствие и жалость всегда почитались величайшими добродетелями, наивысшими свойствами человеческой души. Милосердие называлось царским достоинством в двух смыслах: во-первых, оно возвышалось над многочисленными прочими качествами благородного духа; во-вторых, считалось особенно необходимым для правителя. Нам не нужен был Шекспир, чтобы понять, что милосердие государя превыше его могущества и красит его сильнее, чем царский венец (хотя, возможно, как и всему остальному миру, он был нужен нам, чтобы выразить это). Конфуций и Мэн-цзы часто повторяют, что сострадание – важнейшая из человеческих добродетелей. Конфуций говорил: «Пусть принц совершенствуется в добродетели, и народы стекутся к нему; с народами придут к нему земли; земли принесут ему богатство; богатство же он сможет использовать во благо. Добродетель – корень, а богатство – плод». И далее: «У милосердного властителя подданные становятся праведниками». Мэн-цзы позже вторил ему: «Случалось, что некоторые люди достигали верховной власти в одном государстве и не имея такого качества, как милосердие, но никогда не слышал я, чтобы целая империя попадала в руки того, кто не имел бы его совсем». И еще: «Невозможно, чтобы человек мог править людьми, если те не отдали ему свои сердца». Оба мудреца определяли это обязательное требование к правителю так: «Милосердие и есть человек». В эпоху феодализма, который легко выродился в милитаризм, именно благодаря милосердию народ был избавлен от худших проявлений деспотизма. Вверяя свою жизнь и смерть правителю, подданные могли смириться с любым его своеволием, и, как естественно следствие этого, появлялся абсолютизм того рода, который так часто называют «восточным деспотизмом», как будто деспотов не существовало в истории Запада!