Доблесть, стойкость, храбрость, бесстрашие, отвага – качества, воспитываемые упражнениями и примером и легче всего находившие отклик в юных душах, были, если можно так выразиться, самыми популярными добродетелями, юноши старались перенимать их с самого раннего возраста. Едва отняв мальчиков от материнской груди, им принимались рассказывать о военных подвигах. Если малыш плакал от малейшей боли, мать укоряла его так: «Только трус плачет из-за такой ерунды! Что же ты будешь делать, если в бою тебе отрубят руку? А если тебе придется совершить харакири?» Все мы знаем о трогательной стойкости юного князя Сэндай из известной пьесы. Проголодавшись, он обращается к своему столь же юному пажу: «Видишь маленьких воробушков в гнезде, широко раскрывающих свои желтые клювы? Смотри! Вот летит мать, чтобы накормить их червяками. Как жадно, с каким наслаждением едят птенцы! Но самураю, когда его желудок пуст, постыдно испытывать голод». Истории об отваге и бесстрашии в изобилии встречаются в детских сказках, но не только они воспитывали в юных сердцах ДУХ смелости и выдержки. Со строгостью, граничившей с жестокостью, родители ставили перед детьми задачи, требовавшие от ребенка всей отваги, на которую он способен. «Медведь бросает детенышей в овраг», – говорили самураи, сбрасывая своих детей в крутые овраги лишений, принуждая их к сизифову труду. Оставляя их голодными или выгоняя на холод, они считали, что таким образом закаляют их характер. Малышей самого нежного возраста посылали доставить письмо к незнакомцам, поднимали до рассвета, заставляя перед завтраком упражняться в чтении, а зимой отправляли к учителю босиком. Регулярно – раз или два в месяц, например, в праздник бога учения, – они собирались небольшими группами и проводили всю ночь без сна, читая вслух по очереди. Любимым времяпрепровождением юношей было посещение всевозможных жутких мест: кладбищ, домов с привидениями, мест казни. В те времена, когда еще проводились публичные отсечения головы, мальчиков не просто вынуждали наблюдать за столь ужасающим зрелищем, но и заставляли ночью, в одиночку, приходить на место свершившейся казни, оставляя в доказательство исполнения этого наказа какой-либо знак на отрубленной голове.
Но не внушает ли эта ультраспартанская система «тренировки нервов» современному педагогу ужас, не приведет ли она к ожесточению, не убьет ли в ребенке сердечные чувства? Рассмотрим же иные трактовки мужества в этике бусидо.
Духовной стороной мужества является самообладание – невозмутимость и присутствие духа. Душевное спокойствие – это мужество, находящееся в состоянии покоя. Это статическая форма мужества, тогда как отважные подвиги – форма динамическая. Подлинно мужественный человек всегда сохраняет самообладание. Его невозможно взять врасплох, ничто не тревожит спокойствия его духа. Даже в пылу битвы он хладнокровен, и в разгар бедствия разум его ясен. Землетрясения не страшат его, над бурями он смеется. Тот, кто сохраняет самообладание перед лицом нависшей опасности или смерти и может, к примеру, сочинить стихотворение или напеть мелодию в ожидании гибели, восхищает нас как истинно великий человек. Строки, написанные твердой рукой, или слова, произнесенные без дрожи в голосе, служат для нас неоспоримым свидетельством сильной натуры, или, как мы еще говорим, широкого ума (ёю), где всякой мысли просторно.
Подлинным историческим свидетельством считается сегодня рассказ о том, что убийца Ота Докана, великого строителя замка Эдо в Токио, знавший о любви своей жертвы к поэзии, пронзая его копьем, произнес такие строки:
И умирающий герой, которого ничуть не устрашила смертельная рана в груди, ответил:
Кроме того, мужественной натуре свойственна игривость. Многое из того, к чему обычные люди относятся серьезно, для человека мужественного – лишь игра. Поэтому во время войн древности противники нередко обменивались колкостями или соревновались в красноречии. Исход битвы зависел не только от грубой силы, проходили и схватки умов.
Таково было сражение на берегах реки Коромо, произошедшее в конце XI века. Восточная армия была разбита, и ее военачальник Садато бежал. Настигнув его, генерал вражеской армии Ёсия воскликнул: «Воину постыдно поворачиваться спиной к противнику». Садато осадил лошадь, и Ёсия изрек:
Едва он договорил, побежденный воин невозмутимо закончил стих:
Ёсия, все это время державший тетиву своего лука в натяжении, внезапно ослабил ее и поскакал прочь, отпуская пленника. Когда его спросили, почему он повел себя так странно, он ответил, что не мог порочить честь воина, способного сохранять ясность ума, когда его преследует враг.