Бусидо. Кодекс чести самурая

Я далек от оправдания любых форм деспотизма, но отождествлять его с феодализмом ошибочно. С фразы Фридриха Великого: «Монарх есть первый слуга государства» – началась, как справедливо отмечают правоведы, новая эра свободы. По удивительному совпадению в это же самое время в глуши Северо-Западной Японии точно такие же слова произнес Ёдзан из Ёнэдзавы, показав тем самым, что феодализм отнюдь не тождественен тирании и угнетению. Феодальный правитель, пусть даже пренебрегавший обязательствами по отношению к своим вассалам, ощущал ответственность более высокого порядка – перед предками и Небом. Он был отцом для своих подданных, которому само Небо поручило заботу о них. В древнекитайской книге стихов «Ши-Цзин» говорится: «Пока династия Шан не потеряла сердца людей, она могла предстоять перед Небесами». Так же и Конфуций в «Великом учении» наставлял: «Когда государь любит то же, что любит народ, и ненавидит то же, что ненавидит народ, тогда его зовут отцом народа». Так общественное мнение и монаршая воля или демократия и абсолютизм сливаются друг с другом. Поэтому ту систему власти, которую принимало и укрепляло бусидо, можно назвать «отеческой» в противоположность «дядюшкиной», менее заинтересованной в благополучии подданных (вспомните дядюшку Сэма!). Разница между деспотической и отеческой властью заключается в том, что деспоту народ подчиняется неохотно, а отеческой власти, выражаясь словами Бёрка, «с тем гордым подчинением, тем полным достоинства повиновением, тем послушанием сердца, при котором даже в рабстве сохраняется живым дух возвышенной свободы». Не так уж ошибался тот, кто назвал короля Англии «королем чертей, подданные которого постоянно бунтуют и желают его свержения», французского монарха «королем ослов, подданные которого задавлены налогами и пошлинами», а королю Испании даровал почетный титул «короля людей», поскольку «народ подчиняется ему с охотой». Но довольно об этом!

Добродетель и абсолютная власть могут показаться англосаксонскому уму несовместимыми понятиями. Русский государственный деятель Победоносцев очень точно выразил принципиальное отличие английского общества от остальной Европы, сказав, что в основе европейских обществ лежали общие интересы, тогда как характерным признаком английского была развитая независимая личность. Его слова о том, что для наций материковой Европы и особенно для славянских народов характерна личная зависимость индивидов от какого-либо общественного объединения и в конечном итоге от государства, вдвойне верны в отношении японцев. Поэтому свободное изъявление монаршей воли не только не было для нас тяжким бременем, как для европейцев, но и сдерживалось благодаря отеческому вниманию государя к чувствам народа. «Абсолютизм требует от правителя в первую очередь беспристрастия, честности, верности своему долгу, работоспособности и скромности», – говорил Бисмарк. Здесь уместно вспомнить речь немецкого императора, произнесенную в Кобленце, в которой тот говорил о «власти монарха милостью Божией с ее тяжелыми обязанностями и огромной ответственностью перед одним только Создателем, от которой ни один человек, ни министр, ни парламент не в силах освободить государя».

Мы знаем, что милосердие – мягкое, материнское достоинство. Если праведность и суровая справедливость – черты мужского характера, то милосердие подразумевает кротость и убедительность, присущие женщинам. Мудрецы предостерегали нас от неуемного милосердия, не подкрепленного праведностью и справедливостью. Масамунэ хорошо выразил это в своем известном афоризме: «Справедливость, доведенная до крайности, превращается в жесткость; милосердие, творимое без меры, становится слабостью».

К счастью, милосердие, эта прекраснейшая из добродетелей, встречалось нередко. «Кто всех нежней – тот всех смелей, отважней – тот, кто любит» – универсальная истина. Буси-но насакэ – милосердие воина. Сочетание этих слов трогает нас, взывая к внутреннему благородству, вовсе не потому, что милосердие самурая чем-то отличается от милосердия других живых существ. Дело в том, что оно говорит о милосердии на поле боя, там, где милосердие – не слепой порыв, а осознанное исполнение долга поступать по справедливости, не простое состояние ума, а способность вершить правосудие, щадить или убивать. Экономисты говорят об эффективном и неэффективном спросе. Так и мы можем назвать милосердие самурая эффективным, поскольку оно подкреплено способностью действовать во благо или же во вред.