Бусы из плодов шиповника

Взглянув в его сторону, тучная дама с неохотой и трудом отодралась от своего стула и решительной походкой устремилась к мягкому кожаному желтоватого цвета дивану. Подойдя к нему, она принялась с неистовой силой трясти спящего на нем не очень опрятно одетого, в дырявых носках, явно не озонирующих воздух зальчика, согретого двумя электрообогревателями, мужчину.

– Вставай, кому говорю! – продолжала она сопровождать свои действия грозными речами.

Человек, с профессорской сивой бородкой и следами былой интеллигентности на лице, с видимым трудом принял сидячее положение. Мутными глазами, оглядев пространство, машинально сунул ноги в разношенные летние, явно не по сезону, туфли. Почесал изящной пятерней, с музыкальными длинными пальцами, под ногтями которых была видна грязь, всклокоченные, жесткие, тоже седоватые, как и аккуратная бородка, волосы и невозмутимо спросил, будто проговорив одно слово:

– Ты че, баба, так орешь? Пиво есть?

– Я те дам щас такое пиво! – вновь озверела смотрительница. – Плати давай еще за час. И так уже десять минут просрочил. Или выметайся отсюдова к чертовой матери!

– Вот видишь, – наклонившись в мою сторону, сказала жена, – если бы не мы, этот несчастный мог бы еще какое-то время побыть важной персоной. А теперь его, скорее всего, вытурят взашей.

– Пиво есть? – уже четко, отделяя слова друг от друга, произнес человек в помятом, но, по-видимому, некогда элегантном, стального цвета, костюме, грязноватой серой рубашке и в расстегнутом, а точнее, не имеющем ни единой пуговицы, светлом плаще.

– Ты заплати сначала еще за час, – уже не так напористо произнесла вахтерша, – а потом уж пиво спрашивай.

– А где я тебе денег-то возьму, дура-баба? – искренне удивился мужчина, даже как бы слегка развеселившись. – Я тебе последние тот раз отдал, чтобы хоть немного прикорнуть. Две ночи не спал, – в каком-то уже тяжком раздумье, проговорил он, вознамерившись снова принять горизонтальное положение.

– Я те щас улягусь! – сиреной паровоза загудела баба, крепко ухватив его своей могучей пятерней за плечо.

– Ты че меня трясешь, как грушу? – прекратив оседать, осведомился мужчина и раздраженно добавил: – Пива дай!

– Я те щас дам! – зло пообещала баба, отпуская мужика и направляясь к своему столику с телефоном.

Как только она отпустила его, тот снова рухнул на диван, на сей раз даже не сняв башмаков.

– Костя! – крикнула в трубку хозяйка салона, набрав перед этим какой-то номер. – Да, я! Приди сюда. Здесь один мужик платить не хочет. Да, в вип-зале.

Через минуту в чистенькой милицейской форме явился бравый, свеженький, будто было не раннее утро, а ясный день, сержант.

С интересом какое-то время разглядывая лежащего на диване мужчину своими узенькими бурятскими щелками глаз, на круглом добродушном лице, он не громко, но строго сказал:

– Поднимаемся, гражданин!

Ответом на его призыв было только глухое мычание, крепко спящего человека.

– Документы предъявляем! – уже громче и строже, но все же как-то неохотно проговорил сержант.

– А? Чего? – открыв один глаз, с трудом проговорил мужик, продолжая лежать на диване.

– Поднимаемся! Следуем за мной! – Все более повышая голос, и уже с заметным раздражением, проговорил сержант.

– Спать охота, – закрывая глаз, затухающим голосом с трудом проговорил мужик, подтягивая ноги к животу.

Сержант взглянул на нас, а потом с каким-то облегчением крикнул в проход проходящему мимо, в некотором отдалении, рядовому, белобрысому, совсем молоденькому милиционеру, с бесцветными глазами:

– Серега, зайди сюда!

Вдвоем они, с некоторой долей брезгливости, и не без труда, подняли и стали транспортировать к выходу, до конца не проснувшегося мужчину. С одной из волочащихся по полу ног, у того спал башмак. И взорам всех вновь предстал дырявый грязный носок.

Потеря башмака, будто послужила неким сигналом. Мужчина вдруг приободрился. И, как собака после купания отряхивает с себя воду, так и он попытался «отряхнутся» от цепких рук милиционеров.

– Вы куда меня волочете?! – с достоинством, ясным, не сонным голосом, проговорил он, пытаясь при этом наклониться за башмаком.

– Куда надо, дядя! – весело сказал молоденький милиционер.

– А вы знаете, что я импо́тент! – значительно и с достоинством произнес он, правильно поставив ударение в иностранном слове, и, не наклоняясь, нашарить на полу спавший башмак и вдеть в него ногу. – А вы меня гоните!

– Вот в милиции и определят, какой ты там импотент, – устало и как-то обреченно вклинилась в разговор смотрительница зала. А, по-моему, никакой ты не импотент, если у тебя денег нет даже для того, чтобы поспать как следует. У импотентов-то, ясно дело, деньги всегда и на всякие шалости имеются. А ты – бич обыкновенный, дальнего следования, по-видимому, точно определила она нынешнее положение этого Homo sapiens – человека разумного.

– Нет, я импОтент! – вновь поставив ударение на втором слоге, произнес мужик, опять попытавшись освободиться от крепких милицейских рук, с двух сторон удерживающих его в вертикальном положении.