Бусый волк. Берестяная книга

В могилы, как водится, и мечи были положены… Те самые, Богиней благословленные, которыми храбрецы в последней битве рубились. Недаром в песне поется, как их двести лет сокровенно ковали, так оно и было. Двести лет мы хранили тайны кузнечные, от стариков детям передавали, рук не покладая работали. И сумели вооружить героев своих мечами, как будто Небом дарованными.

Может, нынешним своим могуществом как раз и обязан Саккарем тем самым мечам… И процветает, ибо хранят его могилы братьев-героев, которых народ Стражами прозвал…

С самого начала могилы Стражей почитались священными. К ним ходили на поклонение, молились об урожае и мире, хворые просили исцеления, и бывало, что их надежды сбывались.

Но, так уж вышло, одни могилы оказались близ городов, другие — в безлюдной глуши, и, к стыду нашему, тропинки туда постепенно начали зарастать. Время не ведает жалости, и из двенадцати могил Стражей ныне известно лишь о девяти. Но это сейчас, а когда я служил в Горных Призраках, утраченными считались не три могилы, а целых четыре.

И конечно, всегда были люди, которым хотелось вновь отыскать потерянные святыни. Одни-с чистым сердцем на поиски устремлялись. Другие… ну, есть же и те, что собственную сестру в рабство продадут, лишь бы нажиться.

Вот и попустила Богиня, чтобы могилы Стража, затерянной в горах, где мы службу несли, такие нелюди и доискались. Им что! Раскопали, святые кости наружу повыкинули, золото да каменья ища… Только не было там ни золота, ни дорогих самоцветов. Лишь светлый меч у схороненного в иссохших руках. Высшая драгоценность, шадам и державе великая оборона!

Думаю я теперь, возжелала Богиня нам, смертным, дать испытание. Вразумить, заставить задуматься, чего мы все стоим. Уж чем я это заслужил, мне неведомо, но только моя сотня Призраков в то ущелье прямо и вышла. Туда, где стервятники среди раскиданных костей с добычей стояли…

— Ну? Где вы там?

Из дому выглянула бабушка Отрада, хотела поторопить Соболя с мальчишками внутрь, но посмотрела на их лица и больше ничего не сказала, только сама подошла послушать.

А Соболь посмотрел на Бусого и вдруг усмехнулся, безошибочно угадав:

— Что, малыш, думаешь, раз я их нелюдями нарек, там страшилища собрались вроде оборотня Резоуста? Э-э, малый, если бы все было так просто!

Грешен я, вроде уж и крови к тому времени понюхал, а чуть было им не поверил… Выглядели они как все добрые люди и речи вели очень даже разумные. Дескать, это шад поручил им могилу безвестную отыскать и меч из нее к нему во дворец доставить. Вот и думай, сотник, что делать! Видит Богиня, Менучер, шад тогдашний, и не такое вполне мог приказать… Помню, стою я, разглядываю то их, то могилу, молчу, а самому голыми руками святотатцев удавить хочется… И видно, я это желание совсем утаить в себе не сумел. Вот тут ихний набольший не выдержал…

Бусый сразу вспомнил, как шел дедушка Соболь навстречу бывшему венну. Можно было представить, что за холод окатил душу могильного вора!

— Отозвал он меня в сторону, — неспешно рассказывал Соболь, — да и говорит, отпусти, сотник, заплатим тебе. Кошель с деньгами достает… Я — опять молчу. А сам думаю, с чего бы это шадовым посланцам нас, стражу приграничную, подкупать? Если нас даже чужеземные подсылы неподкупными знали и нерушимо верными шаду?…

А набольший, видно, счел, будто я ценой недоволен. Возьми да и брякни: как будем меч продавать, возьмем тебя в долю. Десять кошелей таких же получишь! Меч, мол, покупает очень могущественный владыка, который уж если чего захочет, так редко торгуется…

Вот оно, стало быть.

Я в те годы вашего обычая не держался… Знал уже — убью гниду, но поговорил с ним еще. Все вызнал: и как могилу по старинным картам разведали, и как с покупателем снюхались. Вот… А потом мы все кости честно собрали и меч Стражу обратно в руки вложили. Расшатали несколько скал и обрушили — никто больше с корыстью не подберется… А тех отвели подальше, чтобы воровская кровь праведной могилы не замарала. И перебили без жалости.

— Значит, меч явился мне потому, что я твой внук?

Бусый смотрел на свои ладони и силился вспомнить, как лежала в них приснившаяся рукоять. Но с кожи еще не сошли следы волдырей, и, странное дело, вместо меча на ум так и лезла обложка берестяной книги и палящий жар, из которого он ее выхватил.

— Потому или нет, но, я думаю, неспроста, — сказал Соболь. — А еще… Может, я от старости совсем уже поглупел, но… Знаете, малыши, в Саккареме у нас народ все больше черноволосый. И я был в молодости как смоль, и сам великий Курлан родился таким же. А вот сыновья у него, если верить сказителям, все двенадцать удались светлоголовыми — в мать. Да не изжелта-белобрысыми, как многие халисунцы, а по-настоящему среброволосыми. Говорят, это знак, отметина избранности. Сам я в жизни таких волос ни разу не видел. До недавней поры…