Бусый Волк. Берестяная книга

…Ясное дело, Росомахи никуда его не пустили, потому что уже любили его, уже считали Бажаниным женихом и не собирались отпускать на погибель. Крепкие Родосвятичи остановили парня возле ворот… Это Твердолюбу тоже запомнилось скверно. Сам дивился потом, как у них там же не докатилось до смертоубийства, обошлось синяками и расшатанным зубом. Наверное, в угаре всё же помнили себя и своих. И ещё вроде бы мелькало белое лицо Бажаны, которой Родосвятичи все были братья… Твёрду закалачили руки и связали, как вяжут зверя, которого поймали в лесу и хотят живого донести домой — приручить. Чтобы ни удавиться в путах, ни высвободиться не мог. И чтобы кровяной ток в жилах не прекращался…

После чего положили в клеть, между кадками и мешками:

— Полежи, парень. Охолони. После рассуждать станем…

Бажана села на пороге за дверью. Время от времени она окликала его, в голосе звучали слёзы, но он ей не отзывался. Был занят. Увидел на одной кадке деревянную ложку, сбросил на пол и погрыз ручку зубами, чтобы получились зазубрины. Перекатился, взял ложку связанными руками и, уперев одним концом в пол, начал пилить верёвки. Хорошо, ложка попалась кленовая, зазубрины истирались нескоро…

Росомахи славились тем, что всё делали добротно и прочно. Родосвятова клеть исключением не была. Твердолюб потратил полночи на то, чтобы разобрать берёсту на крыше и осторожно разорвать дёрн. Немирье, случившееся у соседей, заставило Росомах поставить вдоль тына нескольких сторожей, но они смотрели наружу. Парня, махнувшего через тын изнутри, только проводили изумлённые возгласы.

Твердолюб так и не узнал, гнались ли за ним. Наверное, не гнались. В конце концов, свою судьбу каждый выбирает сам…

ТЕНЬ ТЬМЫ

Бусый молча плёлся за Извергом. Если бы дома, если бы родными веннскими холмами, ещё неизвестно, кому за кем плестись бы пришлось. Но здесь, в этих безбожных горах…

Ноги, налившиеся свинцом, едва повиновались, а голову то стискивала ломающая затылок боль, то окутывала дурнотная тошнота. Больше всего хотелось распластаться на острых камнях где-нибудь в тени склона и умереть от усталости. Надо полагать, это произошло бы достаточно скоро…

Бусый намечал себе впереди очередное смертное ложе, дальше которого он совершенно точно не сделает ни шагу, и — вновь и вновь — оставлял его за спиной. Ему было не до того, чтобы вбирать в себя незнакомый облик этой горной страны, он вообще почти не взглядывал по сторонам, но когда приходилось… Ох.

Внезапные пропасти, отвесные раскалённые скалы, беспорядочные нагромождения громадных камней, обманчиво упокоенных на крутых склонах. Эти валуны были готовы от малейшего толчка покатиться вниз, увлечь за собой тучу крупных и мелких собратьев, в кровавую слизь растереть всякого, кто подвернётся… Да разве можно вообще здесь людям ходить? Да ещё так, как шёл Изверг? Без дорог и даже без козьих троп. Всё время меняя направление. Всякий раз выбирая из всех возможных путей самый худший…

Бусый молча шёл, пока худо-бедно слушалось тело. А потом, когда тело окончательно сказало «хватит», — схватился рукой за выступ скалы, не удержался и сполз. По-прежнему молча.

Изверг остановился, вернулся, без звука взвалил мальчишку на плечо и шатаясь заковылял дальше.