But you remember? (СИ)

Гарри был одет в форму аврора, плотная одежда была насквозь мокрой, тёмный плащ местами был истерзан, с его подола сиротливо скатывались капли воды. Где он только мог найти воду? На шее и скуле красовались кровавые следы, на виске гематома, нижняя губа разбита. Подошва высоких ботинок, были забиты грязью, и образовали на чистом полу уродливые лужи. Сам мужчина выглядел абсолютно спокойным, его размеренное дыхание и давящий взгляд говорил о том, что он довольно давно здесь стоит просто не решался зайти и спросить её. Боялся ответа.

- Была очередная облава пожирателями, пришлось немедленно выступать, - заговорил он спокойно и рефлекторно сжал руку в кулак, отчего ткань перчаток затрещала, - зачем ты ходила к этому узнику?

- Хотела поговорить, - Гермиона проснулась окончательно и поднялась с постели, неуверенно замерла на месте, думая, подходить к нему или нет.

- О чём тебе с ним говорить? – сух и груб, - о том, как он убивал людей? Или каким образом он разрушал могилы твоих родителей?

- Да, об этом. Обо всём, - отвечает она, сделав несколько шагов к нему, потянувшись к его рукам, касаясь мокрых перчаток, стала их стягивать, - твои раны, почему ты их не обработал?

Тонкие пальцы приблизились к его лицу и коснулись влажной кожи, пачкаясь в крови, она почувствовала под ними открытую вспоротую рану, от такого касания Гарри неожиданно отстранился, отворачивая лицо.

- Не успел, - ответил он тихо и вернул взгляд к лицу девушки, - он погиб.

Карие глаза девушки были прикованы к её пальцам, что повисли в воздухе у его лица. Она смотрела на кровь, словно изучая её, словно проникая внутрь и ища там что-то. Когда секундное помутнение прошло, девушка вновь посмотрела на него.

- Кто?

- Тот к кому ты приходила.

Гарри мог поклясться, что увидел тень ухмылки, но настолько слабой и почти неуловимой во мраке комнаты. Лишь свет с коридора освещал её наполовину, но его отвлекли нежные касания к его шее. Гермиона осторожно коснулась его, задевая ворот плаща, чтобы снять, наконец. Тяжёлая материя с шорохом падает на пол, металлические пуговицы бьются с характерным звуком.

- Очень жаль, - шепчет она.

- Жаль?

- Александра говорит, все люди заслуживают прощения, - она бросает перчатки где-то рядом, и расстёгивает молнию куртки также стягивая её с его тела, задевая ладонями крепкие мышцы, сквозь влажную футболку, чувствуя их, чувствуя его мощь. Куртка отправилась к плащу, накрывая его собой.

- А ты теперь прислушиваешься к Александре? – говорит он, спокойно наблюдая за действиями девушки сверху вниз, не мешая процессу, сейчас она казалась такой беззащитной, маленькой, хрупкой.

Казалась.

- Я ведь должна, она мой психолог, - пальцы скользят к пряжке ремня, лязг метала, и свобода на поясе заставляют мужчину, напрячь мышцы живота.

- Скажи, как ты это сделала? – голос дрогнул, и всё тело напряглось, когда она скользнула ладонями к нему под футболку, обжигая тёплой кожей его влажную и холодную.

- Сделала, что? – она отрывает взгляд от его живота и глядит в зелёные глаза.

- Как ты убила его?

- Я не убивала его, Гарри, - она пожимает плечами, будто бы они сейчас обсуждают не смерть человека, а абсолютно неважную тему дня, погоду например. Пальцы ловко скользят вниз к паху, сжимая плотную ткань, заставляя мужчину напрячься всем телом и вздрогнуть.

- Гермиона, - говорит он, отстраняя её ладонь.

- Я не делала ничего, - губы девушки легко улыбаются, - клянусь.

Гарри хмурится и скользит взглядом по её лицу, ища там хоть нотку лжи, но она слишком спокойна. Слишком таинственна в этом дурацком свете, слишком мрачна. Он отказывался верить в то, что его Гермиона могла кого-то убить. Ранить – да, проучить – да, но не убить. Только это была, прошлая Гермиона, ненастоящая.

- Я очень скучала, - она тянется к его лицу, еле-еле касаясь губами его подбородка и обнимая за талию, прильнула к нему словно кошка, буквально обжигая своим открытым желанием.

И она добилась желаемого результата.

Мужчина подхватил её на руки, и в пару шагов преодолел расстояние до кровати, повалил на мягкую постель, нависая сверху и впиваясь в её губы глубоким, грубым поцелуем. И она отвечает, ластится, выгибается, прижимается плотнее, впуская к себе раздвигая шире ноги. Плевать что его лицо в крови, плевать на раны, на грязь. Белоснежная простыня сморщилась под тяжестью их тел. Лихорадочно, словно одержимый он заскользил ладонями по телу Гермионы буквально срывая мешающую одежду. Горячее дыхание и влажные поцелуи возбуждали настолько сильно и резко, как будто спичку подожгли. Она сама помогла ему расстегнуть молнию на джинсах, впуская в себя и впитывая всю его страсть, изгибаясь в пояснице дугой.

Не щадя и не давая секунды на размышления. Страстно, горько почти больно. Царапая кожу и вбиваясь так словно в последний раз. Тишина трещала по швам, заполняя помещение стонами вперемежку с криком. Помутнение и слепая страсть.