Парень молча бросает мне толстовку, и я швыряю её обратно. Хлопаю дверьми. Быстрым шагом направляюсь в сторону дома. Идти минут десять, но если ускориться, можно добежать за пять.
Вильям медленно едет сзади, но окна его машины закрыты. Зачем он это делает? Покачав головой напоследок, я бросаю последний взгляд на чёрный Poshe и направляюсь на задний двор. Тихо открываю окно. Мама уже спит, и это к лучшему. Закрыв за собой окно, я забираюсь в холодную постель, минут пять меня трясёт, а потом я согреваюсь. Рука тянется к телефону, который уже заряжен. Я захожу в сеть и мне тут же приходит сообщение от Вильде.
Вильде:
Крис в больнице. Ты знала?
Нура:
Поделом ему.
Я решаю не отвечать Вильде на вопрос, что я знаю обо всём этом. Иначе придётся сказать, что я ещё пять минут назад каталась с Вильямом по кругу, как идиотка, и выслушивала его лекцию на тему: «люблю трахать девушек, ведь я парень и мне это необходимо».
Мои руки пахнут чем-то странным. Последнее, что я держала в руках — толстовка Вильяма. Это его одеколон? Напоминает какое-то дерьмо, если честно. Я решаю перебить этот запах чем-то другим, и вспоминаю, что не вытерла лицо огуречным лосьоном. В темноте я нашариваю в тумбочке пузырёк и ватный диск. После этой процедуры я со спокойной душой отмечаю, что мои руки приятно пахнут.
Из сна меня выдёргивает громкое оповещение. Зевнув, я открываю глаза и беру телефон в руки. Делаю яркость экрана поменьше. Сообщение от Вильяма.
Вильям:
Дома?
Закатываю глаза и кладу телефон в сторону. Через минуту ещё одно сообщение.
Вильям:
Защитница женских писек, ты жива?
Ты нужна нашим девушкам.
Кто же будет защищать их достоинство?
Что за херню он несёт? Ах, ну да, он ведь под кайфом.
Нура:
Отоспись.
Очнись.
Отъебись.
Нура, это гениально. Аплодисменты. Ты пишешь такую же чушь, как и этот парень.
Вильям:
Пишешь стихи? Неплохо.
Можно лирику?
Нура:
Дай мне поспать.
Вильям:
Можно, я тебе просто дам?
Нура:
Да, ты дашь мне поспать.
Вильям:
Ты скучная.
Нура:
А ты под кайфом.
Вильям:
Я одурманен тобой.
Нура:
Ты точно под кайфом.
Больше он ничего не пишет. Утром я просыпаюсь от того, что моя мама гладит меня по лицу.
— Нура, тебе пора на занятия. Я приготовила завтрак.
— Мама, — тихо мамлю я, — что с тобой случилось? Где твой веник на голове и караоке по утрам?
— Знаешь, Нура, хочу тебе кое-что сказать. Я хочу вернуть твоего отца.
========== Такой же, как все ==========
Мы с Евой сидим на школьном подоконнике на втором этаже. Моя подруга задумчиво смотрит в окно, в ожидании Вильде, наверное. Я поджимаю нижнюю губу, обновляя новости в социальной сети. На улице сегодня тепло, и я обожаю такую осень — полнейшее отсутствие ветра или дождя. Поэтому на мне (шок!) светло голубое платье в белую вертикальную полосу, талия обвязана поясом, а на шее красуется милый кружевной воротничок.
— Забыла спросить, ты для кого так вырядилась? — невзначай спрашивает Ева. — Это… непривычно.
— Знаешь, о чём я вчера узнала? — резко меняю тему я, рассматривая Еву со стороны. Её волнистые волосы (наверное, на ночь заплела косу на влажные волосы, она частенько так делает) затянуты в низкий хвост, и пара прядей падает на лицо. Джинсовая юбка выше от колена сантиметров на десять, а укороченный зелёный свитер отлично гармонирует с бледно-розовыми тенями. Ева отлично сегодня выглядит. Она всегда отлично выглядит. Я же чаще всего не выделяюсь из толпы, ношу мешковатые джинсы, белые блузки, ничего примечательного. Сегодня, наверное, ад покрылся льдом, ведь я в платье, и теперь догадываюсь о том, что это спонтанное решение меня определённо погубит.
— Вильде скинула обнажёнку Вильяму, хотя на самом деле переписывалась с Шистадом. Этот придурок взял телефон своего друга и вёл переписку с Вильде от имени Вильяма. Она думала, что кидает фото…
К моему удивлению, Ева начинает смеяться. Так громко, что проходящие мимо ученики, поднимающиеся по лестнице, на секунду замирают, чтобы подождать, вдруг у девушки приступ и ей нужна помощь.
— Не заливайся. На нас люди смотрят, — шиплю я, краем глаза увидев знакомое лицо. Это самое лицо направлено в мою сторону, и я буквально чувствую его взгляд на своих голых ногах. Благо, платье достаёт почти до колена. Почти. Но этого мне хватает, чтобы одёрнуть себя от мысли сбежать отсюда куда подальше.
— Я так и знала, что Вильде сама виновата в своём позоре. А вы мне не верили. Погоди… — Ева как-то странно морщит брови, и она делает так, когда о чём-то догадывается. — А ты-то откуда знаешь? Кто тебе сказал?
У меня в голове крутятся различные варианты ответа, но ни один из них не подходит, ведь все они связаны с Магнуссоном. Но Ева говорит догадку быстрее, чем я успеваю ответить.
— Боже! Тебе Вильям сказал? — лицо моей подруги сейчас отлично подходит для рекламы натуральных румян. Ева краснеет каждый раз, когда речь заходит о чём-то интимном. И интимным для неё может быть что угодно — взгляд, прикосновение, сообщение, обычная сплетня о том, как нас видели вместе. Но нас не могли видеть. Не могли. Вчера было уже довольно поздно, на улицах никого не было.