– Привет. – голос у Персиваля чуть хриплый, но по прежнему ласкающий слух. Вечно идеально лежащие пряди волос чуть растрепались, тонкими прядями спадая на его бледный лоб. – Позволишь тебя проводить?
И у Тины в один момент весь воздух пропадает из легких, и грудина кажется невозможно пустой и одновременно заполненной чём-то совершенно прекрасным.
– Твой друг не будет против? – она в неверии склоняет голову на бок, оголяя тонкую шею, на которой жилкой мерно бьется пульс. Теперь воздух пропадает у Персиваля, он пристально следит за тёмными прядками, что одна за другой спадают к подбородку, все больше оголяя тонкую кожу. Которую, кажется, только тронешь, сожмёшь чуть подрагивающими пальцами, и появятся синяки. Мир юноши сужается до покалывания в пальцах и созерцания тонкой девичьей шеи одномоментно, слишком резко, словно погружение под воду.
Водоворот бузинных глаз, в котором он скрывается без промедления, поблескивает неверием и скрытой радостью. Персиваль, кажется, вовсе не против потонуть.
– Он в порядке. – лаконично и коротко, совсем не сочетается с его протянутыми руками к ее воротнику и вопрошающим взглядом. Когда Тина почти незаметно кивает и замирает на месте, не дыша, Грейвс аккуратно, словно она коллекционная кукла, которую повредить совсем нельзя, касается ее воротника. Задевает большими пальцами шею, приятным мазком, длившемся дольше нужного, согревает кожу. Плотно затягивая воротник, скрепляет его мелкой пуговицей где-то чуть ниже подбородка, скрывая тонкую шею в плотном тёплом мехе воротника.
– Мне все время кажется, что ты мёрзнешь. – неожиданно тихо говорит он, чуть опуская голову, но так и не убирая ладоней с ее плеч, мягко сжимая.
Тина впервые делает вдох, и он получается слишком громким, кричащим «я не дышала все это время» Персивалю прямо в лицо. Хочется сказать ему, что мерзнут только одинокие, те, у кого огонь погас внутри от недостатка любви. Но Тина молчит, проглотив слова, боясь, что может нарушить щепетильный момент.
Когда она цепляется за его руку, неосознанно сжимая ее чуть сильнее нужного, то оба молча идут в сторону замка. Спокойствие, вперемешку с чём-то ещё, царит в головах у обоих, и молчание вовсе не кажется тягостным. Персивалю кажется, что он всем своим существом чувствует тонкие пальцы, сжимающие его руку, хочется снова перехватить тонкую девичью фигурку за узкую талию, прижимая ближе. Ощутить, как темные пряди щекочут щеку и шею, почувствовать тонкий запах духов, совсем ненавязчивый и от того такой волнующий.
– Как успехи в квиддиче? –Вопрос вырывается прежде, чем юноша успевает подумать, рационально ли его задавать. Тина коротко, будто по привычке, вжимает голову в плечи, но быстро приходит в норму, поднимая на него немного смущенный взгляд.
Взгляд Грейвса невольно, будто так и должно быть, находит ее губы, отрываясь от бузинных глаз. Он сам не замечает, как пристально следит за ее мимикой, ловя буквально каждое изменение. Как щеки покрываются румянцем, как тонкие облачка пара вырываются из приоткрытых, по-сладкому бледно-алых, губ.
– Мне не всегда дозволено быть на тренировках. – отвечает она, и по нахмуренным бровям Персиваль видит, что не стоило тревожить эту тему.
– Прости, Тина, не стоило… – но она быстро его обрывает, усиленно мотая головой из стороны в сторону.
– Нет, все отлично, просто… – она отводит взгляд в сторону, решая, стоит ли продолжать начатое. –…ох, все эти предрассудки о том, как и кто должен себя вести меня невероятно нервируют. Из-за холода меня не брали на тренировки, ссылаясь, что я девчонка, заболею ещё и это… –Тина теряется, глотая воздух и пробегаясь взглядом по его лицу, словно ища чего-то.
И она безумно рада тому, что находит. Толика понимания и поддержка сквозят в глазах Персиваля, а его слова это подтверждают:
– Несправедливо. – он вздыхает, явно не заканчивая на этом, подбирает слова, чтобы не разозлить и так разгоряченную темой девушку. – Тина, не стоит принимать заботу о тебе как предрассудки, они разительно отличаются. Думаю, твои сокомандники просто хотят тебя уберечь.
Ей хочется колко сказать «меня не нужно никому беречь», но слова комом застревают в горле, когда она снова ловит его взгляд. Темные глаза Персиваля Грейвса всегда казались ей непреодолимо чёрными, словно ночная тьма, но сейчас, с такого близкого расстояния, Тина видит тонкие ниточки ярко-золотых всполохов, что тянутся от зрачка и до самого края радужки. Они светятся не хуже солнца, согревая ее изнутри неподдельной заботой, в которую Тине хочется завернуться целиком и полностью. И Грейвс ей это позволяет сполна, мягко улыбаясь и доказывая одним только взглядом, что Персиваль Грейвс, вопреки слухам, не сухарь и не ледышка. Как привыкли говорить о нем девушки буквально со всех курсов, которым он не уделил желанного внимания. Тина в его внимании купается, оно почти ощутимо обволакивает ее мягким теплом, от которого сердце в подреберье заходится усиленным ритмом.