Бычара (СИ)

Я больше не был тем слабым мальчишкой. Я вырос, по-настоящему вырос, возмужал, накачался и превратился в двухметровое «оно» с перебитым носом и нависшей на левый глаз бровью — в быка с отпиленными рогами. И способен был на очень многое. Не зря вынашивал и вскармливал в себе ненависть, злобу; я осознал, что, если уметь ими пользоваться, они дают огромную силу, стирают законы, к которым так привыкли все нормальные люди.

Я справедливо рассудил, что нормального во мне осталось немного, а потому не счёл нужным подчиняться привычным правилам. Я создал собственные и заставил всех неугодных плясать под мою дудку грубой силой и мощью, которую подарил мне бокс. Я маниакально готовился к предстоящей мести.

Когда узнал, где прячут Бруно, желание отомстить едва не перевесило здравый смысл, и я даже был готов поначалу пробраться в частный пансионат, не имея четкого плана, но вовремя одумался и решил действовать аккуратно. Владелицей пансионата была очень милая и одинокая тридцатипятилетняя женщина. Я быстро завоевал её доверие своей отзывчивостью, добротой, нежностью, заботой и, конечно, сочувствием к её подопечным. Ее звали Лия, я покорил ухоженную блондинку, притворяясь тем, кем был раньше.

Я следил за Люсией и наблюдал, как она, уезжая из пансионата, навестив брата, прощается и благодарит Лию за приют Бруно, передавая ей конверт с деньгами. Как только она уехала, я вышел из машины и поприветствовал главный пункт моего грандиозного плана под названием «Месть». Я без проблем мог расхаживать по двухэтажному зданию, чувствуя себя хозяином парнокопытной скотины. «Необычные» — так назывался уютный дом для людей, которым не место среди нормальных. Для тех, кому нужен уход. Они так смешно мычали, прямо как моё стадо. Лия мне рассказывала о каждом человеке в её пристанище, а я внимательно слушал и делал вид, что мне интересно.

Люсия и в этот раз была у брата, поэтому зашёл я в пансионат с широкой улыбкой и, показав пропуск, поздоровался с охраной, кивнул в знак приветствия санитарке, которая спешила в гостиную комнату. Там «необычные» люди смотрели телевизор, а на самом деле пялились в потолок и пускали пузыри из слюней, а кто был особенно талантлив — выл на люстру, надеясь, что она завоет в ответ.

— Разрешите помогу? — Я поравнялся с ней, несшей таз и тряпки.

— Спасибо, месье Ванмарсениль, но не стоит. Вы можете подождать мадам Лию в её кабинете, она скоро должна вернуться, поехала оплатить счета, — отчиталась она передо мной, и я понял, что сегодня мне везёт чуть больше, чем раньше. Главврача нет, медперсонал со мной приветлив. Я уж думал, что забыл о дне рождения и сама судьба сделала подарок, но, нет, просто подходящий момент. Наконец-то. Мы зашли в гостиную с оранжевыми диванами и с большим экраном по центру. Я узнал Бруно, он смотрел в окно на птиц. Мультик про бычка и волка ему был неинтересен. Странно, а ведь можно было провести параллель между нами: волк — он, а я — бычок, маленький неопытный и вечно кого-то спасающий.

— А почему Бруно один? — как можно старательней изобразил недоумение, почесывая лоб.

— Одному из жильцов стало плохо, его вырвало, и всех успели увести, а за Бруно, видимо, ещё не пришли, а мне теперь убираться надо. — Она, цыкнув языком, прошла вглубь, вытащила из кармана белого халата респиратор и надела перчатки, я открыл окно. Хотя Бруно сидел и улыбался, делая вид, что запаха не чувствует, и ему очень хорошо.

Встретившись глазами с выродком, я позабыл о медсестре, вытирающей пол.

— Давайте я сам уберу все, а вы пока идите в кондитерскую и съешьте пирожное за мой счёт, — предложил я ей и, взяв за локоть, помог встать, сунул купюру в её ладонь. Та, кажется, очень обрадовалась, и, поблагодарив, отдала перчатки, и почти выбежала из комнаты. — Бля, как просто, оказывается, и даже неинтересно как-то.

Затворил дверь, размашистым шагом приблизился к дивану. И остановился, ощущая в центре грудной клетки жгучее разочарование. Хотелось подавить Бруно, догнать его, переломать ноги, наблюдая, как он судорожно хватает ртом пыль вместо воздуха. Хотелось стать причиной его беспамятства, его источником боли. Но кто-то или что-то лишило его разума раньше, чем я.

Я невольно скривился от омерзительного вида повзрослевшего Бруно. Под глазами у него виднелись мешки, кожа приобрела землистый оттенок, а дурная голова нужна только для поглощения каши.

— Давно не виделись, придурок, — недобро ухмыльнулся я, видя в нарочито отсутствующем взгляде едва заметный отпечаток ужаса. Он просто не мог, не имел никакого права не узнать.

Схватив Бруно за ворот больничной пижамы, я с силой встряхнул его. Вмиг сознание прожгла неприятная догадка: он — опасный семнадцатилетний паршивец, в руках которого гулко стучали роковые камни, — сделался жалкой тенью самого себя.

— Ну что, будешь учить меня уму-разуму, а? Урок мне преподашь ещё один? Ты хоть соображаешь, в какого ублюдка меня превратил, выродок?!

Даже придя в ярость от понимания бессмысленности побоев, я всё ещё не был готов отступиться и, перехватив подонка одной рукой, врезал в челюсть.