Бык из машины

Сквозь кроны фисташковых деревьев прорывался резкий, стерильно-белый свет фонаря над служебным входом. Землю покрывала хаотичная мозаика снежных пятен. На этом фоне тень Пирифоя напоминала взбесившийся циркуль. «Медсестричка с перчиком» запаздывала: ее ждали уже добрых четверть часа. Внутренний двор госпиталя — фактически, больничный парк, где днем прогуливались выздоравливающие — был тих и пуст. В темноте смутно белели декоративные статуи, смахивая на могильные памятники. Призрак, мелькавший меж деревьев, лишь усиливал кладбищенские ассоциации — двигался Пирифой, надо отдать ему должное, без шума.

На его деятельную неугомонность Тезей и рассчитывал. Пирифой ни на миг не задумался, на кой ляд им сдался самочинный осмотр трупа. Сидеть и ждать? Отдать всю инициативу в руки адвоката? Для Пирифоя это было пыткой, а предложение Тезея — избавлением. Ночная вылазка в морг? Отлично! Главное — действовать, а не сидеть сложа руки…

Щёлкнул замо́к, дверь служебного входа открылась. А у Пирифоя губа не дура, оценил Тезей. Медсестра была красоткой: ладная фигурка с аппетитными округлостями, точеное личико, смоляные кудри выбились из-под шапочки. Ртутный свет фонаря покрывал девушку инеем — казалось, встречать гостей выбралась одна из обитательниц морозильных камер морга.

— Ты здесь? — шёпотом позвала медсестра.

— Здесь, здесь! — Пирифой вынырнул из теней. — Чего так долго?!

— Охранник заигрывал. Пока отшила…

На лестничной площадке, заполняя её собой, топтался здоровенный детина. Оливково-зеленый халат санитара был ему тесен: резкое движение, и пуговицы брызнули бы во все стороны.

— Это Исидор. Он вас проводит.

Исидор по локоть выпростал лапищу из куцего рукава, со значением потер пальцами друг о друга. Тезей извлек заранее приготовленные купюры: семьдесят драхм, три двадцатки и десятка.

— Держи, всё честно.

Отработанным движением, как игрок — карты, санитар развернул купюры веером, кивнул с удовлетворением — и деньги исчезли в кармане его брюк.

— У меня дежурство, — в жёлтом свете старомодной лампочки накаливания медсестра ожила, обрела краски. — Я тебе позвоню. Пока!

Напоследок Пирифою достался воздушный поцелуй.

— Идите за мной, — нарушил молчание санитар.

Голос у него оказался тонкий, флейтовый, что совсем не вязалось с громоздкой фигурой. Мало интересуясь, следуют ли за ним, Исидор затопал вниз по бетонным ступенькам. Этажом ниже он шлепнул ладонью по стене. Вспыхнул знакомый ртутный свет, озарил коридор, уходящий во тьму. Бетонный пол, белый кафель стен — и аспидная, бьющая по нервам чернота низкого потолка.

— Суровый дизайн, — оценил Пирифой.

Санитар загремел ключами:

— Сюда.

Свет в помещении включился в тот самый миг, когда дверь из легированной стали глухо лязгнула, закрываясь за поздними посетителями.

— Изнутри открывается без ключа.

Исидор продемонстрировал, как именно. Повернул ручку вниз — замо́к клацнул. Вверх. Сухой щелчок. Снова вниз. Клац. Снова вверх. За кого он нас держит, подумал Тезей. За дебилов?

— Которого достать?

— Букмекера!

Санитар тупо уставился на Пирифоя.

— Ну, длинный такой мужик! Вчера ночью копыта откинул!

Некоторое время Исидор пребывал в раздумьях.

— А-а, этот…

Он направился в дальнюю часть помещения, где располагались морозильные боксы. Массивные торцевые дверцы тянулись рядами, блестели, сливались в полосы. Зашелестели страницы регистрационного журнала. Исидор вел по строкам корявым пальцем, беззвучно шевелил губами.

— Двадцать восьмой.

Санитар распахнул дверцу бокса, потянул на себя поддон-каталку с телом, накрытым простынёй. Пройдя меж прозекторскими столами, сиявшими холодным металлом, Тезей и Пирифой встали рядом с Исидором. Тот откинул простыню с лица покойника:

— Ваш?

Лицо, разбитое в хлам. Ссадины. Рассечения. Кровоподтёки. Припухлые, когда-то чёрно-фиолетовые, от холода гематомы побледнели, сморщились, сделались похожи на шляпки грибов, лезущих из-под кожи.

— Чё за фигня? — возмутился Пирифой.

— Ваш или не ваш?

— У нашего морда целая была!

— Ничего не знаю, — насупился Исидор. — Такого доставили.

— Ты мертвяков не перепутал?

— У нас все строго. Вот, журнал.

Почерк врачей — отдельная песня. Совместными усилиями запись удалось разобрать: время смерти, время поступления, имя, фамилия, присвоенный номер… Как звали букмекера? Полицейские составляли протокол в присутствии Тезея. Молодой еще переспрашивал… Прокопий Аманатидис? И в журнале Аманатидис. Сходится…

Почему лицо всмятку?

— Других в ту ночь не было, — бубнил Исидор. Санитар подозревал, что с него могут стрясти неустойку. — Бабы были, две. А мужик один, этот самый. Вот, в журнале. Он, больше некому. Что, товар принят? Принят, да?

— Принят, — отмахнулся Тезей.

— Ну, тогда развлекайтесь.

Ухмыльнувшись, санитар вышел прочь.

— Развлекайтесь? — вспух Пирифой. — Он сказал: развлекайтесь?!

Тезей пожал плечами:

— Мы извращенцы. Некрофилы, или что-то вроде.

— Я — извращенец?!

— А кто? На его месте я бы тоже так решил.

— Нет, это я — извращенец?! Некрофил?!!

— Расслабься. Какая тебе разница, что он подумал?

— Большая! Охрененная разница!