Бык из машины

— Не ори, мертвые восстанут. Ты букмекера хорошо помнишь?

— Так себе.

— Напряги память. Лицо…

— Где тут лицо? Где ты тут видишь лицо?!

— Рост, телосложение. Особые приметы. Он или не он?

Тезей сбросил простыню, полностью обнажив мертвеца. Сверил номерок на ноге трупа с записью в журнале. Номер совпадал, и бокс совпадал.

— Я его по морде не бил, — бормотал Пирифой, изучая тело. — Мамой клянусь, не бил! А теперь что? Теперь, блин, «несовместимые с жизнью»… На меня повесят! Гадом буду, повесят! И поди докажи…

— Есть видео, там всё зафиксировано. Ты не отвлекайся…

— У нашего седина была?

— Была. На висках.

— У этого нету…

Тезей шагнул ближе, навис над телом. Сосредоточился, отсекая брезгливость: сладковатый трупный запах сейчас ощущался резче. Дезинфекция и хвойный освежитель воздуха, распыленный в морге, до конца не справлялись с миазмами разложения. Надо же, глазастый, отметил Тезей, имея в виду Пирифоя. Седина на висках мертвеца отсутствовала. Голова покойника была коротко острижена, как и у того букмекера, которого помнил Тезей, но выглядела стрижка сделанной наспех, как попало, лишь бы коротко. Так не стригут даже в самой дрянной парикмахерской. Создавалось впечатление, что покойного обкорнали посмертно: труп претензий не предъявит.

Достав вайфер, Тезей включил режим фотосъемки. Лицо крупным планом, с разных ракурсов, со вспышкой и без. Теперь тело. Гематомы в местах, куда бил Пирифой, отсутствовали. Зато имелись другие: плечо, бицепс, грудь под ключицей…

— Блин! — неистовствовал Пирифой. — Блин! Убью!

— Кого?

— Ну, хотя бы санитара…

Переключив вайфер в режим сканера, Тезей снял у трупа отпечатки пальцев.

— Проверь боксы, — велел он Пирифою. — Может, ошибка?

— Ошибка?!

— Ну, вдруг наш рядышком лежит…

Рядышком лежали три тела: костлявая старуха, бритоголовый, раздувшийся как пузырь толстяк, сплошь в лиловых пятнах, и девочка лет десяти, с уродливой опухолью под левым ухом. Остальные боксы пустовали.

— Теперь слушай меня, — начал было Тезей. — Мы тут незаконно. А значит…

— Часа хватит? — спела флейта за дверью.

Не сразу Тезей узнал голос санитара.

— Тебя на час хватит, сладкий? — второй голос был женский, грудной, с хрипотцой. — Целый час, а? Не сдохнешь?!

Смех. На два, нет, на три голоса.

— Это еще кто?! — яростно зашипел Пирифой.

— Откуда я знаю? Прячемся!

К счастью, Пирифой не стал пререкаться. Дверь уже открывалась, когда Тезей нырнул за двухтумбовый канцелярский стол, на котором лежал журнал регистрации, и втиснулся в нишу между тумбами. Пирифой же, не найдя иного укрытия, сорвал с себя серый гольф, который, как оказалось, носил на голое тело, растянулся на прозекторском столе, с головой накрылся простынёй — и замер труп трупом.

— …вас там уже ждут.

— Кто?

— Ваши. Извращенчики.

— Наши? — женский смех. — А ты не наш, да?

— Я свой собственный. Вернусь через час. Если что, дверь открывается изнутри.

— Достал ты с этой дверью! Помним, не в первый раз…

— Развлекайтесь.

Лязг двери. Шаги.

— Ха! — объявила женщина. — Нас и правда ждут!

ГЛАВА ПЯТАЯ

_{«У тебя дурное предчувствие?» — «Ты снимки видел? Член Полифема видел?» — «Задолбал этот придурок…» — «Принести тебе водки?» — «Поглядим, так ли он хорош…»}

1 Питфей

Поверхность пруда кипела.

Это был истинный карнавал, фейерверк красок, танец гибких тел, подобный тем трехдневным вакханалиям, которые устраивают зимой в Элевсине — не в клубе, разумеется, а в пригороде Кекрополя. Красное и черное на белом. Красное и белое на черном. Мраморные разводы на желтом. Сетчатый узор на синем. Червонное золото. Платина. Уголь, крем. Бирюза. Серебро. Вольнодумец, Питфей игнорировал строгие правила, негласно принятые в среде эстетов-рыбоводов. Парчовые карпы, населявшие его пруд, были всех возможных расцветок — и даже двух-трех невозможных, способных довести иного мэтра селекции до инфаркта.

— Все, последняя порция. И хватит с вас…

Старик бросил в пруд горсть размоченного ячменя, улыбнулся, любуясь рыбьим столпотворением, и добавил еще одну горсть. С завтрашнего дня Питфей собирался отменить вечерние кормления. Осенью, едва начинало холодать, он переводил карпов на двухразовое питание: утром и в полдень. Раньше, когда Питфей только обзавелся садовым прудом, сделав труднейший выбор между мягкой гидроизоляцией и бетонной основой, Эфра предлагала свои услуги: дочь боялась, что во время периодических отъездов отца рыбы сдохнут от голода.

«Не волнуйся, — объяснил Питфей дочери. — Мои красавцы прекрасно обойдутся без еды неделю-другую. Более того, голодание им на пользу. В крайнем случае, заморят червяка: в пруду со дня на день заведутся насекомые. И наконец, если бы я попросил кого-то кормить моих карпов, я бы обратился к садовнику, а не к дочери. Я же вижу, ты не получаешь от кормления никакого удовольствия».

Ну и что, удивилась дочь. Я могу кормить их без удовольствия.