Бык из машины

Некоторое время Эфра молчала. Смотрела, как отец чистит баклажаны. Шкурка цвета сочной гематомы лентами сползала под ножом, обнажая мякоть: зеленоватую, чуточку подкрашенную синькой. Когда баклажанный стриптиз подходил к завершению, шкурка ложилась на газету, заблаговременно подстеленную аккуратистом-Питфеем, а голый баклажан отправлялся в глубокую миску, почти таз, к собратьям по несчастью.

Каждые три баклажана газета с отходами сворачивалась в компактный пакет — и отправлялась в мусорное ведро, стоящее возле правой Питфеевой ноги. Крышка ведра открывалась, закрывалась, и процесс чистки возобновлялся.

Отец делал это так медленно, что Эфре захотелось его ударить. Её всегда тянуло на насилие, когда отец готовил пищу. Кулинарный бзик Питфея из Трезен яснее ясного говорил о том, что Паучок нервничает. Он нервничал с олимпийским спокойствием, переживал с отрешённостью монаха, ушедшего в медитацию; движения его обретали убийственный ритм, раздражая окружающих, в первую очередь Эфру. Старик целиком уходил в монотонность стряпни, тихо улыбался, орудуя ножом или шумовкой, и это заканчивалось предсказуемым финалом: повод для переживаний исчезал, как правило, вместе с причиной повода.

Когда Питфей готовил еду, вскоре кто-то где-то умирал дурной смертью.

— Выборочная проверка, — Эфра опустила взгляд на планшет. Ей не требовалось зачитывать текст рапорта, но смотреть на отца она не могла, — трехсот шестидесяти пяти магнитно-резонансных томограмм головного мозга, сделанных в клиниках Кекрополя за девять месяцев текущего года. Наличия «рогов» не зафиксировано.

Питфей кивнул:

— Разумеется. Полагаю, случай с букмекером — единичный прокол. Недоглядели в спешке, потом устроили подмену…

— Тогда зачем ты велел организовать проверку?

— Всё спрятать нельзя. Что нашли проверяющие?

— Ничего.

— Не ври мне. По твоему лицу я вижу, что ты принесла мне вишенку на торт.

— Моё лицо? У меня мигрень, папа.

— Это правда, — согласился Питфей, очищая предпоследний баклажан. — Тебя с утра мучит мигрень. Десять минут назад пошел дождь, и тебе полегчало. Ты злишься, тебе хочется схватить мусорное ведро и надеть его на голову старенькому отцу. Так, чтобы очистки посыпались на пол. Давай, не стесняйся. Но сначала я хочу попробовать вишенку. Что же все-таки нашли проверяющие?

— Ничего. Они просто сбросили собранный материал и озвучили результат. Вишенку сорвала я, папа. Вот, слушай: ножевое ранение. Язва желудка. Грибок на пенисе. Пломбирование зуба, нижней пятерки. Перелом большеберцовой кости без смещения. Сведение бородавок….

— Тебе собрали данные по всем больным Кекрополя?! За девять месяцев?!

— Нет, только томограммы. Всем этим людям делали МРТ головного мозга. Ножевое ранение — МРТ. Грибок на пенисе — МРТ. Сведение гадских бородавок — МРТ. Сто четыре случая из трехсот шестидесяти пяти. Треть без малого. Улавливаешь?

Нарезав баклажаны кругляшами, Питфей сложил их в средних размеров казанок. На дне казана уже лежала «подушка» из лука со сладким перцем, а на ней — заранее обжаренные бараньи ребрышки, остро пахнущие молотой зирой. Баклажаны закрыли ребра, будто слой рыхловатых мышц, и Питфей посыпал их куркумой.

Эфра ждала. Ожидание доводило её до бешенства, но Эфра ждала.

— Больным делали томограмму мозга, — наконец произнес отец. — Больным, которые не нуждались в томограмме. Что ещё?

— Восемьдесят шесть пациентов — бесплатники или малоимущие. Из ста четырёх — восемьдесят шесть.

— Томограмму мозга делали больным, которые не в состоянии оплатить процедуру. Делали за счет лечебного учреждения. Недешёвую процедуру, замечу. Ты умница, девочка моя. Что ещё?

— Все томограммы, несоответствующие диагнозу, сделаны в одном центре.

— Отлично.

— Угадай, где?

— Клинический центр доктора Прокруста.

— Гад! Гад, гад, гад…

Эфра схватила ведро. Крышка свалилась на пол, Эфра замахнулась ведром, рассыпав вокруг себя часть очистков — и с громким стуком вернула орудие возмездия на прежнее место.

— Ты знал! Ты всё знал с самого начала!

— Я не знал. Я догадывался. Ты проделала хорошую работу, просто я вышел на доктора Прокруста с другой стороны. Не злись, я тебя боюсь, когда ты злая.

— Боишься? Меня? Ты даже смерти не боишься, папа.

— Смерти не боюсь, а тебя — да. В конце концов, ты моя дочь, кого мне ещё бояться? Итак, у доктора Прокруста обожают делать беднякам МРТ головного мозга. Ноготь врос в палец, и тебя уже тащат к томографу.

Эфра присела на корточки, собирая мусор:

— Я уверена, что на оригиналах снимков буйно растут «рога». Не снимки, а бычье стадо. Другое дело, что оригиналов мы не увидим. Их подменили на обычные, как в случае с букмекером. Как ты думаешь, в центре Прокруста отбирают людей с «рогами» — или подсаживают «рога» кому ни попадя?

— Думаю, что подсаживают.

— И ты даже можешь сказать мне, что значат эти милые рожки?

— Нет, не могу.

— Даже не догадываешься?

— Даже не догадываюсь. Что ты нарыла по Прокрусту?

— Папа, ты все-таки сволочь. Да, я рыла. Да, нарыла. Откуда тебе это известно?