— Что же касается так называемых полубогов, то есть детей, родившихся от аватара в состоянии одержимости, их организмы по основному набору качеств идентичны организмам аватаров. Но в случае полубога мы можем говорить о передаче частичных, сильно урезанных возможностей родительского информбога. Также полубоги рождаются с двумя двухкамерными сердцами, как на ранней стадии развития эмбриона. У обычного человека эта пара сердец при развитии плода сливается в одно четырехкамерное, у полубога — нет. Могу отметить, что люди с двумя сердцами здоровее и выносливее обычных людей, хотя при усталости нуждаются в более длительном отдыхе. Они реже болеют, на них оказывают меньшее влияние стресс и сердечно-сосудистые заболевания. Резюмирую: двусердие является признаком эволюционного развития человека…
— Развитие? — усомнилась Эфра. — Ерунда. Это эволюционный тупик. Иногда мне кажется, что у Тезея вообще нет сердца. На моих похоронах он не уронит и слезинки. И на твоих, папа, тоже.
— На моих похоронах, — вздохнул Питфей, — он спляшет сиртаки. Верни кладбище.
— Зачем?!
— Верни, пожалуйста. Да, хорошо.
— Ты некрофил, папа. Ты маньяк.
— Закольцуй этот эпизод. Ага, где лицо крупным планом…
«Я виноват, — тряслись губы доктора Прокруста. — Я виноват…»
— Чувство вины, — сказал Питфей. Он закончил с кабачками и взялся за морковь. — Страшная вещь — чувство вины. Из-за него ты лезешь в петлю, из-за него ты сворачиваешь горы. Уж я-то знаю… Что же ты выбрал, Прокруст: горы или петлю?
В окне главной кухни, расположенной в западном крыле дома, маячил повар Эвклид. Он глядел на Питфея с тревогой и раздражением. Эвклид тоже знал, что происходит в большом мире, если хозяину вдруг приспичит стряпать. Впрочем, чужие проблемы, будь то безвременные смерти или пожизненные заключения, мало беспокоили Эвклида. Куда больше он сердился, когда его собственная стряпня пропадала даром. Теперь хозяин неделю будет давиться вульгарным рагу из своего трижды проклятого казана, а к эвклидовым деликатесам, хоть ты тресни, и не притронется.
Горы горами, но в такие дни повар готов был наложить на себя руки.
— Тебе звонят, папа.
— Кто?
— Подавление номера абонента.
— Прими вызов. У меня руки грязные.
Дисплей вайфера показал тощего, как смерть, остролицего человечка, сидящего в инвалидном кресле. Пальцы калеки, длинные как у скрипача, впились в подлокотники кресла, словно хотели выцарапать из них признание в организации теракта.
— Ходят слухи, — калека, похоже, не любил прелюдий. Здороваться с собеседником он тоже не любил, считая это пустой тратой времени, — что у тебя парень в Кекрополе. Есть причины?
— Так, — отмахнулся Питфей. — Догадки.
— Ну-ну. Твои догадки идут с аукциона втридорога.
Из руководства (О)ДНБ Эврисфей Сфенелидис, шеф Микенского регионального отделения, больше всех возражал против ухода Питфея на пенсию.
— Если парня прижмут, — Эврисфей наклонился вперед. Черты его исказила болезненная гримаса, — звони в рельсу. Я пришлю близнецов, они разберутся.
— Спасибо, не надо. После твоих близнецов трупы некуда складывать. А что, — страшное подозрение закралось в душу Питфея, — близнецы в Кекрополе?
— Сейчас в Кекрополе. На днях вернутся в Микены.
— Мог бы и предупредить. Ты же в курсе, что бывает, когда агенты сходятся на одной дорожке? Особенно если они не знакомы друг с другом…
— У них своя дорожка. Питомник я открываю, служебное собаководство. Буду улучшать породу. Успокойся, не сойдутся.
У Питфея отлегло от сердца.
— Породу? Валяй, улучшай. Отзови близнецов, дай им по племенной сучке — они тебе улучшат…
— Смешно, — с каменным лицом сказал калека. — Очень смешно.
И отключился.
— Что теперь? — спросила Эфра.
— Томаты. Превосходные томаты, сорт «бычье сердце». Некоторые их заранее ошпаривают, чтобы слезла шкурка, но я так никогда не делаю. Я предпочитаю снимать шкурку сам, никуда не торопясь…
И Питфей взялся за нож.
3
Тезей
— Я так и знал! — с порога гаркнул Пирифой.
— Что ты знал?
— Что ты сидишь на веществах!
Обличительным жестом Пирифой указал на стол, где аккуратным рядком лежали пять пакетиков с белым кристаллическим порошком. Тезей был готов к этому, еще набирая номер Пирифоя: неизбежные издержки присутствия в комнате постороннего. Развитие темы он тоже представлял заранее: «Соль? Морская соль? За дурака меня держишь?!»
Демонстрация, подумал он. Наглядная демонстрация. Краткие инструкции: что делать, как делать. Служить хочешь, приятель? Собакой? Сидеть, лежать, голос, и не задавай вопросов.
Поначалу Тезей колебался. Рискнуть в одиночестве? Нет, слишком велик шанс не вернуться. Риск должен быть разумным, и если можно свести его к минимуму… Не впутывать Пирифоя? Обратиться к Ариадне, пусть подстрахует? Ариадна не откажет, но… Вдруг поперек сеанса где-то в Кекрополе даст дуба очередная аватара? Прокурорскую дочку скрутит приступ, она сама будет нуждаться в помощи. Опять же, Неистовый. Что, если богу вздумается войти в Ариадну именно сейчас?