— Я бы не сказал, что действовал исключительно по собственной инициативе, — слегка покраснел Рябченко, — хотя не буду отрицать, что этот вопрос меня действительно всегда интересовал. Но к конкретным действиям я приступил по поручению своего руководства.
— Щелокова? — поинтересовался Климов.
— Тут сложная история, — ушел от прямого ответа Рябченко. — В принципе, все началось случайно. Я как-то приехал в Свердловск по поручению Министерства внутренних дел, чтобы провести беседу с личным составом Свердловского управления милиции о своем фильме «Дочь революции» и, воспользовавшись случаем, попросил устроить мне экскурсию по так называемому Ипатьевскому Дому, где был расстрелян Николай II.
— С какой целью? — спросил Климов. Рябченко еще пуще покраснел:
— Мне сказали, что этот дом — основная достопримечательность города. Быть в Свердловске и не побывать в доме Ипатьева, все равно, что быть в Москве и не побывать в мавзолее.
— В самом деле? — изумился Климов. — Так чего же они этот дом снесли?
— Вы представляете! — возмутился Рябченко. — Я пытался выяснить, чья это инициатива, и не смог. Виноватого, как всегда, не найти.
— Виноватого? — переспросил Климов. — Впрочем, не важно. Продолжайте, прошу вас. Кажется, это было в 1975 году.
— Совершенно верно, — подтвердил Радий Трифонович, — именно в 1975. Остановился я в гостинице «Свердловск», а утром за мной приехали сотрудники местной милиции, и мы поехали на Комсомольскую площадь, где находился этот дом. До войны она называлась Площадь Народной Мести…
— Замечательно! — оживился Климов. — Все-таки, согласитесь, что наши отцы имели прекрасный вкус. Извините, я вас перебил. Площадь Народной Мести, как замечательно звучит!
— Действительно, неплохо, — согласился Рябченко. — Так вот, отвезли меня в этот особняк. Там в это время находился какой-то учебный центр по переподготовке учителей, если мне не изменяет память. Мне показали все, включая подвал, где, собственно, и расстреляли царя. Там я узнал, что знаменитая стенка, изрешеченная пулями, что находилась за спиной Романовых, исчезла. Мне по секрету сообщил начальник политотдела местного УВД, что эта перегородка ныне находится в Англии.
— Вот как? — удивился Климов. — Как же она туда попала?
— Понятия не имею, — пожал плечами Рябченко, — и вот, представляете, товарищ генерал, когда я ходил по Ипатьевскому дому, вдруг решил, что надо во чтобы то ни стало найти останки царя и его близких.
— Вот так неожиданно взяли и решили? — спросил Климов.
— Знаете, — улыбнулся Рябченко, — как пишут в плохих детективах, «меня словно что-то толкнуло». Потом я познакомился с одним местным краеведом, геологом по профессии, которому я предложил помочь найти могилу Романовых, потому что только это, даже с точки зрения марксистской теории позволит нам многое доказать и многое подтвердить.
— Извините, — прервал Рябченко генерал, — что вы собирались доказывать и подтверждать? Я что-то не совсем понимаю.
— Как что? — удивился сценарист. — Все факты, изложенные в официальной истории.
— А у вас были основания в них сомневаться? — Климов внимательно взглянул на отставного полковника.
— Не в этом дело, — снова покраснел тот, — я говорю, что меня что-то толкнуло, я должен отыскать их могилу. Не могу точно сформулировать свои побудительные мотивы. Есть вещи, которые не имеют объяснения…
— Значит вы действовали исключительно по собственной инициативе, — уточнил генерал, — не имея никакого поручения или задания от своего командования? Скажем, от того же Щелокова?
— Я действовал только по личному побуждению, — подтвердил Рябченко, — так как считал своим долгом, долгом русского человека, найти эти останки.
— А затем, что вы собирались с ними делать? — продолжал загонять полковника в угол генерал Климов.
— Не понимаю, что вы от меня хотите, — неожиданно ощетинился тот. — Я что-то незаконное совершил?