Быль об отце, сыне, шпионах, диссидентах и тайнах биологического оружия

На протяжении жизни Хаммер поддерживал тесные связи с советскими лидерами: от Ленина, который дал ему концессию на экспорт экспроприированных у буржуазии произведений искусства, до Брежнева, который позволил ему построить огромный офисный центр в Москве. Хаммер так много занимался «бизнес-дипломатией» с СССР, что один из чиновников администрации Рейгана однажды сказал: «Мы не знаем, по какую сторону баррикад находится Хаммер». Его корпоративный Боинг OXY-1 имел постоянное разрешение на посадку в Москве и курсировал взад-вперед практически ежемесячно. В последнее время о Хаммере много писали в прессе, после того как он привез американских врачей в Россию для лечения жертв чернобыльской катастрофы. Ходили слухи, что он также поставляет гарвардских кардиологов для престарелых членов Политбюро.

Проходя в то утро мимо бронзовой доски, благодарившей доктора Хаммера за щедрость, я подумал, а не отправить ли письмо ему. Может, удастся вовлечь его в ситуацию с отцом, как я сделал это с Овчинниковым. Я быстро переписал текст, адресовав его лично Хаммеру, и позвонил в головной офис «Оксидентал Петролеум» в Лос-Анджелесе.

– Я звоню из Хаммерoвского центра при Колумбийском университете. У меня срочное сообщение для доктора Хаммера.

– Доктор Хаммер в Москве; пожалуйста, запишите номер телекса нашего московского офиса.

Через несколько дней, не дождавшись ответа, я разослал копии письма в редакции нескольких газет, а на следующий день у меня в офисе раздался звонок.

– Алекс? Хаммер тебе ответил? – Это был мой старый знакомый Билл Кусевич, редактор «Уолл-стрит джорнэл».

– Пока нет.

– Очень хорошо! Завтра мы публикуем твое письмо.

В Россию – с надеждой на помощь Арманда Хаммера

Это письмо было отправлено телексом Арманду Хаммеру в Москву 23 июля. На вчерашний вечер ответа не последовало.

«Уважаемый д-р Хаммер!

Я обращаюсь к Вам с гуманитарной просьбой – помочь очень больному человеку, которого необходимо срочно переправить из Москвы в Нью-Йорк для лечения. Вы, вероятно, получаете множество подобных просьб, но я все же решил попытать счастья, потому что оказался в отчаянной ситуации и время не терпит.

Речь идет о моем отце, Давиде Гольдфарбе, в прошлом – профессоре в советской Академии наук, а ныне 68-летнем пациенте московской больницы. Его способность бороться с недугом и возможности получить лечение почти иссякли – из-за того, что уже десять лет он ведет спор с властями о правах человека и свободе науки.