Быль об отце, сыне, шпионах, диссидентах и тайнах биологического оружия

Я курсировал по маршруту между еврейскими активистами, Сахаровым и двумя охраняемыми милицией домами УПДК[22] на Комсомольском проспекте и на Садовой-Самотечной, где жили корры и дипломаты, переводя интервью, редактируя заявления, назначая встречи. Время от времени у меня «на хвосте» появлялась «наружка», состоящая из двух машин и семи топтунов, – всегда после встреч с американскими дипломатами, иногда после визитов к Сахарову, а иногда просто так, без всякой причины. Говорили, что на нас, диссидентах, «семерка» – Седьмое Главное управление Конторы, занимавшееся наружным наблюдением, – тренирует молодых топтунов.

* * *

По правде сказать, я был не единственным питомцем Кирилла Хенкина, который пытался получить выездную визу, следуя принципу Фишера. Мой друг Володя Козловский, виртуозно владевший английским, шел по тому же пути. В апреле 1974 года он переводил встречу московских отказников с сенатором Эдвардом Кеннеди. Видимо, эта встреча настолько разозлила Контору, что Козловский тут же получил разрешение на выезд и готовился к нему. Перед отъездом он передал мне один из своих незаконченных «проектов» – дело своего приятеля Сергея Игнашева.

До этого я видел Игнашева один или два раза, и он не произвел на меня особого впечатления; в нем было что-то целлулоидно-неестественное, как часто бывает со смазливыми мужчинами, будто сошедшими с обложки журнала: слишком аккуратно одет, слишком гладко причесан, слишком следит за собой. Но Козловский, который вдруг завел разговор об Игнашеве, сказал, что я к нему несправедлив, что он человек серьезный, несмотря на репутацию плейбоя. Я и не имел ничего против Игнашева, тем более что время от времени он доставал интересные материалы для чтения: он работал в Библиотеке иностранной литературы и имел доступ к закрытому каталогу – «Спецхрану», – откуда регулярно снабжал Козловского западной периодикой. Главное, за что Игнашев достоин уважения, сказал Козловский, – это его упорство: он был одержим идеей свалить в Америку. Именно поэтому, окончив МГИМО – самый престижный гуманитарный вуз, готовивший дипломатов и шпионов, – он отказался от блестящей карьеры и выбрал работу неприметного библиотекаря, дабы не «встраиваться в систему» и не отягощать себя секретным допуском. Одно время он даже изучал карту Карельского перешейка и течений в Черном море, чтобы уйти за бугор вплавь или лесной тропой. В конце концов Игнашев остановился на том, что самый верный способ – это жениться на одной из обладательниц американского паспорта, посещавших его читальный зал.

– А почему он не нашел себе еврейскую невесту и не подал в Израиль, как все нормальные люди? – спросил я. К этому моменту сам Козловский уже обнаружил в роду еврейскую бабушку, бросил аспирантуру и подал документы на воссоединение с несуществующей ветвью семьи в Тель-Авиве.

– Никаких шансов, – ответил Козловский. – Попадет в отказ на сто лет. Муж его сестры работает в ЦК КПСС, заведует там секцией Юго-Восточной Азии. Ты понимаешь, что это значит?

«Да, – подумал я. – С таким деверем он далеко не уедет. А если уедет, то деверь моментально вылетит из ЦК и пойдет работать в библиотеку вместо шурина, а это совсем не так интересно, как руководить Вьетконгом[23]».

В те дни советская внешняя политика праздновала триумф за триумфом. Последний американский солдат покинул Вьетнам. Коммунистические силы готовились к завершающему наступлению на юге. Комиссия по импичменту Никсона расследовала бомбардировки Камбоджи. Родственник Игнашева во вьетнамском отделе ЦК сидел на бойком месте и имел серьезные связи – он сделает все, чтобы шурин не утек в Америку.

– Так вот, Игнашев наконец нашел себе американку, и они подали заявление в ЗАГС, – сообщил Козловский. – Ты ее знаешь. Это Диана.

Диана Немек, круглоглазая блондинка из Чикаго, была «нянькой», то есть студенткой-слависткой, которая для повышения квалификации завербовалась нянчить детей американских дипломатов в Москве. Дипломаты не хотели отдавать своих чад в руки кагэбэшниц из УПДК, и благодаря этому в нашей компании всегда крутились несколько американских нянек – девушек, познававших Россию и русских с прямо-таки религиозным энтузиазмом. Козловский, знаток всяких редких американских словечек, называл их Russian groupies[24]. После того, как контракт с дипломатом закончился, Диана не стала возвращаться в Америку и пошла работать в английскую редакцию газеты «Москоу Ньюс», то есть стала «розовой», как называли в посольстве американцев, работавших в советских учреждениях. От газеты она получила малeнькую квартирку, где жила с большим котом по кличке Божемой. Я не видел Диану почти год после того, как закончился ее предыдущий роман с одним моим приятелем.

– Так она теперь с Игнашевым?