Читаем Был однажды такой театр (Повести) полностью

Стояла весна 1943 года, та самая весна, когда советские войска на восточном фронте перешли в наступление. Однажды утром в Дюлиной квартире появился господин Шулек в сопровождении Иштвана Пастора, молодого режиссера из Национального театра. Торш встретил их крайне настороженно и недружелюбно. Пастор с ходу приступил к делу. Господин Шулек сидел в кресле, скрестив на груди руки, и внимательно слушал, вставляя свое веское «отцовское» слово лишь тогда, когда требовалось разрядить атмосферу.

Пастор буквально заполонил собой все пространство Дюлиной квартиры. Он не мог обуздать своей беспокойной натуры ни на секунду. Глаза сверкали бешено, как у хищника, огромные руки, казалось, жили отдельной от хозяина жизнью, слова вылетали изо рта, как искры из-под точильного камня.

— Вы же ненавидите то, что делаете, думаете, я не знаю?! — бросал он Дюле в лицо. — Играете идиотов эрцгерцогов! Каждый вечер размениваетесь на дешевку — вы, самый талантливый из всех ныне здравствующих венгерских актеров!

— Не ваше дело! — рявкнул Торш, тем самым указывая Пастору на дверь.

— Это вы так думаете, с вашим дурацким отношением к жизни! А меня учил Гардони.

— Лучше бы вам не приставать ко мне, молодой человек!

— Грубостью меня не напугаешь. Я видел вас восемь лет назад, в Сегеде… нас, студентов, взяли тогда в статисты… Я был на той самой генеральной репетиции, когда…

— Заткнитесь!

— И не подумаю! Я видел, как вы играли Люцифера! А потом видел, как вы играете эрцгерцога. У вас же на лице написано, до чего вы презираете это шутовство!

— Что вам от меня нужно? Господин Шулек, какого черта вы притащили ко мне этого человека?

Господин Шулек извлек на свет самую приветливую из своих улыбок, чтобы утихомирить готового взорваться «сынка».

Однако смутить Пастора было не так-то просто.

— Вам все равно меня не выгнать, пока я не выскажу всего того, что считаю нужным. Сейчас я объясню, зачем пришел, и если вы мне откажете, я уйду сам, ваша персона больше не будет меня интересовать.

Господин Шулек попробовал разрядить обстановку при помощи очередной серии улыбок, на всякий случай похлопывая Дюлу по колену, как в детстве.

— Группа актеров решила устраивать спектакли для жителей рабочих окраин. — Пастор заговорил негромко и серьезно. — Никакой выгоды от этого предприятия мы не получим, скорее наоборот. И все-таки лучшие актеры страны один за другим присоединяются к нашему безымянному театру. Мы собираемся выступать в Городском парке, в Народном парке — где угодно; играть Мольера, Шекспира, Катону, Мадача среди каруселей и балаганов. Вот о чем идет речь. За этим я к вам и пришел. Я хотел, чтоб вы знали.

Торш скрестил руки на груди и долго сидел неподвижно, не говоря ни слова. В конце концов он спросил еле слышно:

— И чего вы хотите от меня? В какой пьесе мне предлагается выступить?

— В «Банк Бане».

— Кого я должен играть?

— Тиборца.

— Рядом с балаганами?

— Да.

— Под звуки шарманки?

— Да.

Дюла медленно поднялся, подошел к окну, посмотрел на уходившую вдаль улицу Штефании, потом обернулся и прислонился головой к оконному переплету.

— Молодой человек, — вздохнул он, — все, что вы говорите, чрезвычайно интересно…

Пастор не ответил. Его поразило выражение горечи в глазах Торша.

— Кто послал вас ко мне? — Торш в замешательстве отвел взгляд и уставился на ковер.

— Я пришел сам, но коллеги тоже вас знают…

— И никто не возражает против моего участия? Все согласны дать мне роль Тиборца — мне, который давным-давно забыл, что такое театр?

— Мы ждем вас! Пока у нас нет возможности сыграть «Трагедию человека», но, бог даст, дойдет черед и до нее. А пока ограничимся «Цивилизатором».

— Это тоже Мадач… я помню… Разучивали с Тордаи в институте… «Цыц, бунтарь! Молшать, говорю, а не то пожалеешь!»

Пастор откинулся на спинку стула и расхохотался, а потом тоже принялся цитировать Штроома:

— Уеду я из Венкрии, поеду я в Керманию…

— И это мы будем играть в парках? — спросил Дюла.

— И это, и все остальное.

— Кто все это затеял?

— Как вам сказать… Умные люди.

— Любопытная идея.

— Театр. Чоконаи, Мадач, Катона…

— В Луна-парке?

— Да. А потом еще где-нибудь.

Торш встряхнул головой.

— Знаете, в детстве я прибился к вашархейскому театру… Заглянул как-то внутрь через служебный вход, и мне показалось, будто там, за порогом, что-то необыкновенное… А потом…

Дюла взволнованно прошелся по комнате. Губы его дрожали.

— А потом я так ничего и не нашел.

— Попробуйте еще раз! — Пастор вскочил со стула. — Тордаи сто раз начинал сначала…

— Знаю.

— Вы решились?

— Да.

— Согласны к нам присоединиться?

— Да, наверное.

Пастор с благодарностью взглянул на господина Шулека, который корчил самые удивительные гримасы, изо всех сил пытаясь скрыть выступившие на глазах слезы. Он стеснялся Дюлы и скрывал от него свою слабость. Молодой актер тем временем продолжал:

— Я должен предупредить вас, что наша затея далеко не всем по душе. Наверняка найдутся такие, что будут вставлять палки в колеса. Актерская гильдия, к примеру, или правые газеты… Я хочу, чтоб вы знали: во всем этом есть определенный риск…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мир паровых машин (СИ)
Мир паровых машин (СИ)

А ведь все так хорошо начиналось! Игровой мир среди небес, паровые технологии, перспективы интересно провести ближайшее свободное время. Два брата зашли в игру, чтобы расслабиться, побегать по красочному миру. Однако в жизни так случается, что всё идет совсем не по плану. Лишь одно неосторожное движение левого человека, и братья оказываются на большом расстоянии друг от друга. За неимением возможности сообщить о себе начинаются сначала поиски, а затем и более убойные приключения. Примечания автора: В книге два ГГ со своими собственными сюжетными линиями, которые изредка пересекаются. Решив поэкспериментировать, я не ожидал, что такой формат понравится читателю, но в итоге имеем, что имеем. Оцените новый формат! Вам понравится.

Рейнхардт Квантрем

Фантастика / Проза / ЛитРПГ / Стимпанк / Повесть / РПГ
Игра в кино
Игра в кино

«В феврале 1973 года Москва хрустела от крещенских морозов. Зимнее солнце ярко горело в безоблачном небе, золотя ту призрачную серебряно-снежную пыльцу, которая всегда висит над городом в эту пору. Игольчатый воздух сушил ноздри и знобил легкие. В такую погоду хочется колоть дрова, обтираться снегом до пояса и целоваться на лесной лыжне.Аэропортовский автобус, весь в заусеницах инея, прокатил меж сугробов летного поля в самый конец Внуковского аэропорта и остановился перед ТУ-134. Мы, тридцать пассажиров утреннего рейса Москва – Вильнюс, высыпали из автобуса со своими чемоданами, сумками и портфелями и, наклонясь под кусающим щеки ветерком, рысцой устремились к трапу. Но не тут-то было! Из самолета вышла стюардесса в оренбургском платке, аэрофлотской шинели и меховых ботиках…»

Эдуард Владимирович Тополь

Проза / Роман, повесть / Повесть / Современная проза
Mond (СИ)
Mond (СИ)

...при попытках призвать ее на помощь он и сам едва не уверился в колдовских спецэффектах, о которых не раз слыхал прежде от Идена, когда поймал ее, наконец, на выходе из местной церквушки, затесался в фокус ее змеиных глаз и наткнулся там на взгляд Медузы, от которого язык примерз к нёбу и занемели ладони, все заготовленные аргументы оказались никчемными, а сам себя он ощутил скудоумным оборванцем, который уже тем виноват, что посмел привлечь внимание этой чужеземной белоснежки со своим дурацким видом, с дурацким ирокезом, с дурацкими вопросами, берцы на морозе дубели и по-дурацки скрипели на снежной глазури, когда он шел с ней рядом и сбивался и мямлил от всей совокупности, да еще от смущения, - потому что избранницей своей Идена угораздило сделать едва ли не самую красивую девушку в окрестностях, еще бы, стал бы он из-за кого ни попадя с ума сходить - мямлил вопросительно, понимает ли она, что из-за нее человек в психушку попадет, или как? Тамара смотрела на него насмешливо, такая красивая, полускрытая хаосом своих растрепанных кофейных локонов...

Александер Гробокоп , Аноним Гробокоп

Магический реализм / Мистика / Маньяки / Повесть / Эротика
Горечь таежных ягод
Горечь таежных ягод

Подполковнику Петрову Владимиру Николаевичу сорок четыре года. Двадцать восемь из них он кровно связан с армией, со службой в войсках противовоздушной обороны. Он сам был летчиком, связистом, политработником и наконец стал преподавателем военной академии, где служит и по сей день.Шесть повестей, составляющих его новую книгу, рассказывают о сегодняшней жизни Советской Армии. Несомненно, они сыграют немалую роль в воспитании нашей молодежи, привлекут доброе внимание к непростой армейской службе.Владимир Петров пишет в основном о тех, кто несет службу у экранов локаторов, в кабинах военных самолетов, на ракетных установках, о людях, главное в жизни которых — боевая готовность к защите наших рубежей.В этих повестях служба солдата в Советской Армии показана как некий университет формирования ЛИЧНОСТИ из ОБЫКНОВЕННЫХ парней.Владимир Петров не новичок в литературе. За пятнадцать лет им издано двенадцать книг.Одна из его повестей — «Точка, с которой виден мир» — была отмечена премией на конкурсе журнала «Советский воин», проводившемся в честь пятидесятилетия Советских Вооруженных Сил; другая повесть — «Хорошие люди — ракетчики» — удостоена премии на Всероссийском конкурсе на лучшее произведение для детей и юношества; и, наконец, третьей повести — «Планшет и палитра» — присуждена премия на Всесоюзном конкурсе имени Александра Фадеева.

Владимир Николаевич Петров

Роман, повесть / Повесть / Проза