Был такой случай…

— Секреты, не секреты… Это ее дело. И только ее.

А через день или два пришла Эльма Самойловна. Федя был дома один. В прихожей раздался звонок. Открыл дверь — на пороге она. В очках, седая. Не поздоровалась, ничего не спросила, сразу начала говорить:

— Была у Модеста. Его самого не видела, но передачу ему взяли.

Села на стул, задумалась. Замолчала, словно забыла, что не одна.

— Как вы живете? — спросил Федя, чтобы только не молчать.

— Я живу? — очнулась она, недоуменно взглянула на Федю. — Впрочем, может быть, и живу. У меня комната и кухня. В новом доме.

Опять замолчала, потом внезапно заговорила:

— Клавушка его отговаривала. Она мне все рассказала. А Модест, напротив, посылал. Не родной. Всегда был и остался… Лизунов там этот старался. Сам бы Арик ни за что…

Опять замолчала. Усмехнулась:

— Взяли подписку о невыезде. Странные люди… Да куда же я от его могилы!..

На подоконнике лежал полевой бинокль. Мальчик предложил Эльме Самойловне:

— Хотите посмотреть наш дом? Правда, от него ничего не осталось.

Эльма Самойловна усмехнулась:

— Зачем? Чепуха! У меня ведь просьба к тебе: может быть, у вас найдется его фотография? У меня только детские…

Федя нашел, подал. Женщина оживилась:

— Можно взять? Милый ты мой, дай я тебя поцелую… Я даже не надеялась…

После этого она ушла. Федя стал смотреть в окно. Эльма Самойловна вышла из подъезда, уселась на скамью. Когда подошел автобус, женщина привстала, но никуда не поехала.

«Может быть, у нее нет мелочи? — подумал Федя. — Зачем тогда ждать?»

Эльма Самойловна опять опустилась на скамью, вынула что-то из сумочки и стала рассматривать. Так она пропустила еще автобуса.

Федя думал, что Таиска не скоро хватится фотографии, но на другой же день она обнаружила пропажу (из этого Федя сделал заключение, что она часто на нее смотрела). Она подошла к Феде с раскрытой книгой:

— Здесь была вложена… Ты взял?

— Не только взял… Отдал Эльме Самойловне.

— Насовсем?

— Конечно.

Федя ждал бури, но все обошлось неожиданно мирно. Таиска приблизилась к Феде, погладила по волосам:

— Это, пожалуй, к лучшему…

Федя не все понял в переживаниях сестры, но расспрашивать не стал.

Потом Таиска получила письмо от Клавушки из другого города. Письмо это Таиска почему-то дала Феде прочесть:

«Вот и все, — писала Клавушка. — Я даже на похоронах не была. Пришла на кладбище, когда уже все разошлись. Унесла с могилы комок земли.

…Все началось с пустяка. Сестра из Н. попросила его об одной маленькой услуге, потом о другой — побольше, а потом и о третьей. Ну, знаешь, как это бывает. Впрочем, может быть, и не знаешь: откуда тебе?

Приехал домой, а тут Клевый (Лизунов). Черт его знает, каким-то образом пронюхал про дела Аркадия в Н. Прижал его, стал угрожать. Тот согласился один-единственный раз. Но где раз, там и два.

Аркадий мне сам рассказывал, что решил совсем отойти, но Лизунов, видимо, упросил — последний раз. Последний раз. А вот как обернулось.

…Уехала, чтобы никому не мешать. Начну все сначала. Не знаю, смогу ли? В общем, не поминайте лихом. Может, когда и увидимся. Весной родится новый человек. Он пойдет другим путем, не таким, как его отец… Я бесконечно виновата перед тобой. Прости, если можешь. Собиралась написать много-много, а села писать, и получилось мало.

Клавдия Захарова».

Значит, она «Захарова», а Федя и не знал ее фамилии.

19

Федя и Таиска были одного и того же мнения: если уж покупать телевизор, то цветной. Чтобы потом не менять. Но цветной «кусается», значит, надо подождать. На этом и порешили — не торопиться.

В общем, с Таиской установились ровные, мирные отношения, хотя вчера, например, она опять подцепила брата: посмотрела на соседний балкон и сообщила как-будто никому:

— Леночка уже с книгой.

— Ее зовут Леной? — удивился Федя.

— А ты и не знал? Странно…

Федя покраснел, а Таиска засмеялась и ушла к себе в комнату. И больше ни о чем не спросила. Да и о чем спрашивать?

Лидия Борисовна работает теперь на том самом переезде. Выходит и подымает желтый флажок. Дежурит.

В первое же воскресенье Федя сел на автобус и поехал смотреть место, где прежде жил.

Кораблевскую половину дома совсем уж разломали, а от квартиры Перелясовых осталась одна стена, оклеенная голубыми обоями. Сами обои уже выгорели, а то место, где когда-то висел ковер, осталось как новое. Федя хорошо помнит этот ковер, его всегда было видно через окно, на нем был выткан стройный золотистый олень, выбегающий из темного леса. На переднем плане стоял юноша с пером на шляпе, в штанишках до колен. В руках у него рог, а рядом белые борзые с висящими розовыми языками. Теперь ковра не было. Оставшийся кусок стены Федя не раз видел в бинокль, но не мог понять, что там белеет. В остатках стены Федя увидел железную дверку. Удивился. Похоже, что в стену был вмурован шкафчик.

Черныш окликнул Федю:

— Ты что тут бродишь? Оставил что-нибудь?

Федя вздрогнул и спросил:

— Что это за коробка?

— Тайник. Рабочие нашли шкатулку с золотом Перелясова. Наверное, всю жизнь копил…

— Теперь поймали Лизунова?

— В Сочи арестовали.

— Перелясов хранил, а куда они потом девали награбленное?