Нужно было решать вопросы первостепенной важности, причем не в какой-то очередности, а все сразу. Крышу над головой в Пятигорске предложили совершенно чужие люди. Мы с детьми спали на полу пустой комнаты общежития, поделив постель с тараканами, полчища которых обжили жилплощадь раньше нас. Дети посещали школу зачастую голодными. Было время, когда из еды был только хлеб и растительное масло, на котором я его поджаривала. С таким завтраком они шли учиться, это же ели на обед, а затем на ужин. Однажды упавшего в голодный обморок сына увезла прямо с урока «Скорая помощь». Никто в школе не подозревал о наших проблемах, и истощение детского организма приняли за приступ острого аппендицита. Тогда сыну помогла сбежать из больницы его сестра, и приехав из Пятигорска, где мы жили, в аэропорт Минеральных Вод, где я работала, он остался ночевать на лавочке под прикрытием сложенных картонных коробок. Кстати, тогда же на наших глазах проходила операция по освобождению заложников — сначала детей в автобусе, потом в вертолете…
Работа в чужом городе была не всегда. Жилье тоже. Все в жизни было временным и недолговечным. Как-то занесло нас в Оренбург. Проезд туда по направлению миграционной службы был для нас, вынужденных переселенцев, бесплатным.
В поезде мне стало плохо, в глазах потемнело, я потеряла сознание. Сын тогда решил, что я умерла, и откуда-то издалека я слышала, что он громко кричит, зовет меня. Поезд остановили на какой-то станции, вызвали бригаду медиков, которые констатировали факт истощения организма и нервной системы. Потом меня кололи, потом капали, потом… Центр временного размещения в Оренбурге. В комнате метров в восемнадцать нас жило человек двадцать разных по возрасту и характеру людей. Спали на старых двухъярусных железных кроватях: дедушки, бабушки, дети и их мамы. У каждого свое горе. Вот мама с пятилетней дочкой. Это все, кто остался от многодетной семьи. На глазах женщины в один момент погибли муж и пятеро остальных ее детей. Руки, ноги, куски разорванных их тел метнулись, как фейерверк во время бомбежки Грозного. Дети просто не успели перебежать на другую сторону улицы и укрыться вместе с мамой. Они спешили, но успели лишь на тот свет. Она же смотрела на разбросанные по земле фрагменты родных тел и старалась переключиться на момент прощания с ними.
Страшные истории, сконцентрированные в большом количестве, так как каждый имел свою, могли составить целую библиотеку томов. Можно было свихнуться, слушая их. Однако каждого в тот период занимала лишь своя жизнь.
Жизнь моей семьи, уже без мужа, который оставил нас именно тогда, в самое трудное и страшное время, изобиловала каждодневными событиями. Это как короткие клипы, эмоционально окрашенные, где черные тона преобладали над всеми другими. Работать приходилось где угодно и кем угодно. Высшее образование от московского вуза стало ненужным. Миром правил беспредел. И когда вдруг появлялась неожиданная возможность накормить детей, счастью не было предела. Помню, как отправилась получать продуктовую посылку в Красный Крест в Пятигорске. Гуманитарная помощь поступила из-за рубежа. Килограмма крупы, сахара, макарон, муки и бутылки растительного масла мне с детьми хватило бы надолго. Слезы радости выступили от созерцания такого количества продуктов, за которыми я пришла с сынишкой. Но уже спустя несколько минут слезы стали горькими от обиды. Выяснилось, что вожделенная посылка получена моим мужем: в списке стояла его подпись. Он отнял и бесплатный пай у своих детей, благополучно доставив его в ту, новую, сытую семью, которая пригрела его и оградила от проблем и голодной смерти.
Как-то он открыл мне дверь дома, где проживал, с тарелкой источающего аромат специй горячего мяса — не мог расстаться с ужином. Я же зашла, чтобы сообщить ему, что детям нечего есть, и попросить помочь. Гнев, ярость, ненависть потревоженного зверя, вызванные моим приходом, запомнились мне навсегда.