Конвойные и каторжане, увлеченные гаданием, не видали этого, но за то зорко видела все Стратилатовна.
Просвирня же торжественно воскликнула:
— Врут карты и я вру… Ну, ежели не врут, то будет вам, родимушки, какая то большая радость!
И все повеселели, все поверили, сомкнулись над ворожеей и даже бородач повеселел и ухмыльнулся. Яша принес новое ведро кипятку и Митькину гармошку.
— Принес? — радостно хватаясь за гармошку и прижимая ее к сердцу закричал Митька. — Вот спасибо, Яша! Жену мою принес… Да как же это тебе выдали?
— А ну-ка расскажи нам, старичок. Про сон-то!.. — громко попросил широкий, — Может все к одному?
— А ты поиграй нам! — обратился рыжий к Митьке.
И все еще никто не обращал внимания на Анисью и Матвея.
— Ты не прижимай меня… Увидят! Начальнику доложат, — говорила Анисья, а сама все больше пламенела от объятий стосковавшегося по ее телу сильного и разгоревшегося Бочкаря-Микулы, который глухо отвечал ей:
— Сейчас я как во сне все вижу… А чую тебя, как будто в первый раз… Таково хмельно мне!.. Неужто мы в последние видаемся?
А каторжане хором уговаривали Яшу:
— Ну, расскажи нам, дядька! Расскажи про сны-то…
Яша ухмыльнулся, погладил свою лысину и стал возле просвирни, светлый, устремленный в высоту, как на молитве.
— А уж и не знаю, ребятушки… Сумею ли рассказать-то? — начал он, конфузливо откашливаясь. — Вот вижу, как наяву, а рассказать… Не знаю как начать. Может вы смеяться будете.
С явным нетерпением каторжане шумно говорили:
— Ну-ну! Што ты! Какой уж смех нам? Как умеешь. Расскажи!
Стратилатовна толкнула в плечо Ваську:
— А те-то, те-то!.. Погляди-ка. Милуются.
Конвойные обошли взвод, перешепнулись меж собою, со скукою на лицах посмотрели назад, поджидая смену, посмотрели в сторону совсем заснувшего взводного и, ставши на свои посты, стали слушать Яшу. В сторону же Анисьи и Стратилатовны глядели вскользь, стыдливо, как смотрят в сторону супругов.
Выпрямился бородач и, слушая, угрюмо опустил глаза к дороге.
— Это я не про свою келейку, которую всегда-то вижу, — начал Яша. — А видел я совсем другой недавно сон. Вижу, будто бы, брателки, вхожу я в церкву… Не то в хоромину какую. Сперва бы это церква, опосля, когда внутрь взошел, будто бы большой пресветлый терем. В жизни своей я, брателки, не видывал такого, окромя церкви, а даже и во сне не видывал. Когда был маленький — мне бабонька сказывала сказку про царя Гвидона и про светлый терем морской царицы. Ну, во сне не видывал такого. И рассказать даже не сумею, брателки…
— Ну, ничего, сказывай, как можешь, — нетерпеливо потребовал широкий.
— Скорее сказывай! — подтвердил бледнолицый. — А то скоро нас погонят — не успеешь.
— Вот как бы, брателки мои, вхожу я в этот терем, а посреди бы за столами, за дубовыми, за скатертями самобраными, как в сказке сказывается, в одеждах праздничных и самоцветных сидите будто бы все вы, все значит осужденные… И будто все на воле!..
— На воле? — стоном-эхом отозвались голоса.
— На воле, брателки! — еще светлее улыбнулся Яша. — И будто бы по середине на красном месте набольший из вас, эдакой пригожий молодец, навроде бы Матвея нашего! Пир будто пируете свадебный и песни все таково хорошо и весело поете все… А двери бы раскрыты широко и через них видать бы все вот это самое приволье!.. Ну, как есть всю эту землю Божию, брателки!
Лица каторжан посветлели. Все слушали, затихнув и ожидая дальнейших слов Яши так, как будто этими словами решалась судьба всей каторги. И Яша, помолчав, продолжал:
— А мы будто с Петровнушкой-то служим вам всем при столе и стоим как бы в отдалении друг от друга. И смотрим бы на диво это и боимся слово сказать… Чтоб сон-то не вспугнуть, потому што все мы твердо знаем, што все это во сне привиделось.
— Как складно сказывает Яша! — прошептала Анисья. — Они все его слушают, как малые ребята…
Микула тоже слушал и шептал Анисье:
— Пошто ж мы раньше так с тобой не миловались? Пошто ж мы не могли на воле так любиться?..
Просвирня тихо поднялась с места и, увидев Бочкаря с Анисьей, стала так, чтобы загородить их собою от затихших арестантов. И восторженно шепнула умиленному бородачу.
— Сам сказывает, сам, родимушка… Раньше дак, просишь его, просишь — не желает. А сегодня, ишь, разговорился.
— Погоди ты, не мешай ему! — шепнул Петровне бледнолицый.
А Стратилатовна опять кольнула взглядом в сторону Анисьи и Микулы.
— А те-то, те-то што делают!
— Это Яшка да просвирня все подстроили! — проворчал Васька. — Штобы зубы всем заговорить… Анисья их подговорила, чтобы поиграться со своим миленым.