Былины

Жил Буслай в Нове-городе,
Жил Буслай девяносто лет,
С Новым-городом не спаривал,
Со Псковом он не вздоривал,
А со матушкой Москвой не перечился.
Живучись Буслаюшка преставился.
Оставалось у Буслая чадо милое,
Молодой Васильюшка Буслаевич.
Будет Василий семи годов,
Стал он по городу похаживать,
На княженецкий двор он загуливать,
Стал шутить он, пошучиватъ.
Шутить-то шуточки недобрые
С боярскими детьми, с княженецкими:
Которого дернет за руку — рука прочь,
Которого за ногу — нога прочь.
Двух-трех вместо столкнет — без души лежат.

Приходят с жалобой от князей новгородскиих

К пречестной вдове Мамелфе Тимофеевне:
«Ай же ты честна вдова, Мамелфа Тимофеевна!
Уйми ты свое детище любимое,
Молода Васильюшка Буслаева:
Ходит он по городу, похаживает,
На княженецкий двор он загуливает,
Шутит он шуточки нехорошие
Со теми детьми со боярскими,
Со боярскими детьми, княженецкими,
Побивает смертию напрасною».
Тут честна вдова Мамелфа Тимофеевна
Не пускает сына гулять во Новгород,
Шутить шуточек недобрыих.

Будет Василий семнадцати лет,

Обучился Василий всяким хитростям-мудрос
Разным наукам воинским и рыцарским,
Ощутил в себе силушку великую
И делал себе сбрую ратную,
Палицу воинскую и копье бурзамецкое,
Тугой лук разрывчатый и саблю вострую.
Заводил Василий у себя почестен пир,
Почестен пир на двенадцать дней.
И на пиру было народа множество великое.
Тут Василий вином напоил допьяна,
Хлебом кормил он досыта,
Выбирал себе дружину хоробрую,
Удалых дородных добрых молодцев,
Избирал тридцать молодцев без единого
И распустил весь почестен пир.

Был Васильюшка Буслаевич

У князей новгородских на честном пиру,
Напился Василий Буслаевич до́пьяна,
Напился Василий, порасхвастался
И ударил о велик заклад
Со тремя князьями новгородскими —
Выходить на мостик на Волховский
И биться Василью с Новым-городом.
Побить всех мужиков до единого.
Проведала его государыня-матушка,
Честная вдова Мамелфа Тимофеевна,
Про своего сына про Васильюшку,
Что на том пиру ударил о велик заклад,
Выводила своего сына любимого
Со того ли пира княженецкого,
Засадила его во погреба глубокие.

Тогда мужики новгородские

Делали шалыги подорожные,
Поутру вставали ранешенько,
Выступали на мостик на Волховский.
Васильева дружина хоробрая
Выступают супроти́ву их.
Они билился ровно три часа:
Те ли мужики новгородские
Попятили дружину Васильеву.
Была его дружина попячена,
Головки шалыгами прощелканы,
Руки кушаками перевязаны,
Стоит дружина по колен в крови.

Со того ли двора со вдовиного

От честной вдовы Мамелфы Тимофеевны
Выбегает девушка дворовая,
Дворовая девушка-чернавушка,
На ту да на реку на Волхову
Со своими коромыслами железными.
И видит девушка-чернавушка
Дружинушку Васильеву попячену,
Головки у них шалыгами проколочены,
Руки кушаками перевязаны,
Стоит дружина по колен в крови.
И хватила коромыселко железное,
И начала пощелкивать мужиков новгородскиих:
Убила мужиков пятьсот человек.
И потом девка-чернавка побег чинит,
Прибежала девка к погребу глубокому,
Сама говорит таково слово:
«Ай же ты, Васильюшка Буслаевич!
Спишь ты, Василий, не пробудишься,
Над собой невзгодушки не ведаешь:
На том ли на мостике на Волховском
Попячена твоя дружина хоробрая,
Головки шалыгами прощелканы,
Руки кушаками перевязаны,
Стоит дружина по колен в крови».
Тут-то Васильюшко Буслаевич
Взмолился ей, девушке-чернавушке:
«Ай же ты, девушка-чернавушка!
Выпусти меня со погреба глубокого.
Дам я тебе золотой казны до́-люби».
Отпирала она дверь у погреба глубокого
И выпускала Василья на белый свет.

Не попало Василью сбруя ратныя,

Палицы воинской и копья бурзамецкого:
У того погреба глубокого
Лежала ось тележная железная,
Долино́ю в две сажени печатныих,
А на вес ось та сорок пуд.
Хватает он ту ось железную
На свое плечо на богатырское.
Говорит девке-чернавке не с упадкою:
«Благодарствую, девушка-чернавушка,
Что выпустила со погреба глубокого,
Не погубила моей дружины хоробрыя:
Я с тобой опосля́ рассчитаюся,
А ныне мне недосуг с тобой проклаждатися».

Приходил он ко мостику во Волховскому

И видит дружину хоробрую попячену,
Стоит дружина по колен в крови,
Головки шалыгами прощелканы,
Платками руки перевязаны
И ноги кушаками переверчены.
Говорит Васильюшка Буслаевич:
«Ай моя дружина хоробрая!
Вы теперь позавтракали,
Мне-ка дайте вы пообедати».
Становил дружину на сторону,
А сам начал по мужикам похаживать
И начал мужиков пощелкивать,
Осью железною помахивать,
Махнет Васильюшка — улица,
Отмахнет назад — промежуточек,
И вперед просунет — переулочек.
Мужиков новгородских мала ставится,
Очень редко и мало их.

Видят князья беду неминучую:

Прибьет мужиков Василий Буслаевич,
Не оставит мужиков на семена.
Приходят князья новгородские,
Воевода Николай Зиновьевич,
Старшина Фома Родионович,
Ко его государыне ко матушке,
Ко честной вдове Мамелфе Тимофеевне,
Сами говорят таковы слова:
«Ай же ты, честна вдова Мамелфа Тимофеевна!
Уговори, уйми свое чада милое,
Молода Василья Буслаевича:
Укротил бы свое сердце богатырское,
Оставил бы мужиков хоть на семена».
Говорит Мамелфа Тимофеевна:
«Не смею я, князья новгородские,
Унять свое чадо милое,
Укротить его сердце богатырское:
Сделала я вину ему великую —
Засадила его во погреба глубокие.
Есть у моего чада милого
Во том во монастыре во Сергеевом
Крестовый его батюшка Старчище Пилигримище:
Имеет силу нарочитую.
Попросите, князья новгородские,
Не может ли унять мое чадо милое».

И так князья новгородские

Приезжают к монастырю ко Сергееву
И просят Старчища Пилигримища,
Со великим просят с унижением:
«Ай же ты, Старчище Пилигримище!
Послужи ты нам верой-правдою.
Сходи ты на мостик на Волховский
Ко своему ко сыну ко крестовому,
Молодому Васильюшке Буслаеву:
Уговори его сердце богатырское,
Чтобы он оставил побоище,
Не бил бы мужиков новгородскиих,
Оставил бы малую часть на семена».

Старчище Пилигримище сокручается,

Сокручается он, снаряжается
К своему ко крестнику любимому:
Одевает Старище кафтан в сорок пуд,
Колпак на голову полагает в двадцать пуд,
Клюку в руки берет в десять пуд,
И пошел ко мостику ко Волховскому
Со теми князьями новгородскими.
Приходит на мостик на Волховский,
Прямо к Василью во ясны очи,
И говорит ему таковы слова:
«Ай же ты мое чадо крестное!
Укроти свое сердце богатырское,
Оставь мужиков хоть на семена».
Богатырское сердце разъярилося:
«Ай же ты, мой крестный батюшка!
Не дал я тебе яичка о Христовом дни,
Дам я тебе яичко о Петровом дни!»
Щелкнул как крестного батюшку
Тою осью железною,
Железною осью сорокапудовою:
От единого удара Васильева
Крестному батюшке славу поют.

Тут-то два князя новгородскиих,

Воевода Николай Зиновьевич,
Старшина Фома Родионович,
Приходят к его государыне-матушке,
Честной вдове Мамелфе Тимофеевне,
Сами говорят таковы слова:
«Ай же ты, честна вдова Мамелфа Тимофеевна!
Упроси свое чадо любимое,
Укротил бы свое сердце богатырское:
Мужиков в Нове-граде редко ставится,
Убил он крестового батюшку,
Честного Старчища Пилигримища».

Тогда государыня его матушка,

Честна вдова Мамелфа Тимофеевна,
Одевала платьица черные,
Одевала шубу соболиную,
Полагала шелом на буйну голову,
И пошла Мамелфа Тимофеевна
Унимать своего чада любимого.
То выгодно старушка догадалася —
Не зашла она спереди его,
А зашла она позади его
И пала на плечи на могучие:
«Ай же ты, мое чадо милое,
Молодой Васильюшко Буслаевич!
Укроти свое сердце богатырское,
Не сердись на государыню на матушку,
Оставь свое смертное побоище,
Оставь мужиков хоть на семена».
Тут Васильюшко Буслаевич
Опускает свои руки к сырой земле,
Выпадает ось железная из белых рук
На ту на мать на сыру землю.
И говорит Василий Буслаевич
Своей государыне-матушке:
«Ай ты, свет сударыня-матушка,
Да ты старушка лукавая,
Лукавая старушка, толковая!
Умела унять мою силу великую,
Зайти догадалась позади меня,
А ежели б ты зашла впереди меня,
То не спустил бы тебе, государыне-матушке.
Убил бы заместо мужика новгородского».
И тогда Васильюшка Буслаевич
Оставил то смертное побоище,
Оставил мужиков малу часть.
А набил тех мужиков, что пройти нельзя.

Тут приходят князья новгородские,

Воевода Николай Зиновьевич,
Старшина Фома Родионович,
Ко тому Васильюшку Буслаеву,
Пали ко Василью в резвы ноги,
Просят Василья во гостебьице,
Сами говорят таковы слова:
«Ай же ты, Васильюшка Буслаевич!
Прикажи убрать тела убитые,
Предать их матери сырок земле;
Во той ли во реченьке Волхове
На целую на версту на мерную
Вода с кровью смесилася:
Без числа пластина принарублена».
Тут-то Васильюшка Буслаевич
Приказал убрать тела убитые,
Не пошел к ним в гостебьице:
Знал он за собой замашку великую.
А пошел в свои палаты белокаменны
Ко своей госудырыне ко макушке
Со своею дружиною со хороброю.
И жил Васильюшка во праздности,
Излечил дружинушку хоробрую
От тех от ран от кровавыих
И привел дружину в прежнее здравие.