Былины

Ай во славном было городе во Киеве,
Ай у ласкового князя у Владимира,
Еще были-жили тут бояра кособрюхие;
Насказали на Илью-то всё на Муромца, —
Ай такими он словами похваляется:
«Я ведь князя-то Владимира повыживу,
Сам я сяду-то во Киев на его место,
Сам я буду у его да всё князем княжить».

Ай об этом они с князем прирасспорили;
Говорит-то князь Владимир таковы речи:
«Прогоню тебя, Илья да Муромец,
Прогоню тебя из славного из города из Киева;
Не ходи ты, Илья Муромец, да в красён Киев-град».
Говорил-то тут Илья да таковы слова:
«А ведь придет под тебя кака́ сила неверная,
Хоть неверна-та сила басурманская, —
Я тебя тогда из неволюшки не выручу».

Ай поехал Илья Муромец в чисто поле,
Из чиста поля отправился во город-от во Муром-то,
Ай во то ли во село, село Кача́рово,
Как он жить-то ко своёму к отцу-матушке.
Он ведь у отца живет, у матушки,
Он немало и немного живет, три года.

Тут заслышало Идолище проклятое,
Еще тот ли царище всё неверное, —
Нету, нет Ильи-то Муромца жива три годичка.
Ай как стал-то Идолище подумывать,
Он подумывать стал да собираться тут,
Насбирал-то силы всё татарскою,
Он татарскою силы, басурманскою,
Насбирал-то он ведь силу, сам отправился.
Подошла сила татарска-басурманская,
Подошла же эта силушка близехонько
Ко тому она ко городу ко Киеву.
Тут выходит Идолище из бела́ шатра.
Он писал-то ярлычки скорописчаты,
Посылает он татарина поганого,
Написал он в ярлычках скорописчатых:
«Я зайду, зайду, Идолище, во Киев-град,
Я ведь выжгу Киев-град, божьи церькви;
Выбирался-то чтобы князь из палатушек:
Я займу, займу палаты белокаменны,
Только я пущу в палаты белокаменны —
Опраксеюшку возьму всё Королевичну;
Я Владимира-то князя поставлю на кухню-ту,
Я на кухню-ту поставлю на меня варить».

Он тут скоро, татарин-от, приходит к им,
Он приходит, татарин, на широкий двор,
С широка двора в палаты княженецкие;
Он рубит, казнит у придверничков буйны головы,
Отдавает ярлычки-то скорописчаты.
Прочитали ярлыки скоро, заплакали;
Говорят-то — в ярлычках да всё описано:
«Выбирайся, удаляйся, князь, ты из палатушек,
Наряжайся ты на кухню варить поваром».

Выбирался князь Владимир стольнокиевский
Из своих же из палатушек крутешенько;
Ай скорешенько Владимир выбирается,
Выбирается Владимир, сам слезами уливается.
Занимает [Идолище] княженецкие палатушки,
Хочет взять он Опраксеюшку себе в палатушку;
Говорит-то Опраксеюшка таки речи:
«Уж ты гой еси. Идолище, неверный царь!
Ты поспеешь меня взять да во свои руки».
Говорит-то ей царь да таковы слова:
«Я уважу, Опраксеюшка, еще два деничка,
Через два-то через дня как будёшь не княгиней ты,
Не княгиней будёшь жить, — да всё царицею».

Разнемогся во ту пору казак да Илья Муромец:
Он не мог-то за обедом пообедати;
Разболелось у его всё ретиво́ сердце,
Закипела у его всё кровь горячая.
Говорит-то Илья сам таковы слова:
«Я не знаю, отчего да незамог совсем.
Не могу терпеть жить-то у себя в доме;
Надоть съездить, лопроведать во чисто полё,
Надоть съездить, попроведать в красён Киев-град».

Он седлал, сбирал своего всё Белеюшка,
Нарядил скоро своего коня доброго;
Сам садился-то он скоро на добра́ коня,
Он садился во седлышко черкальское,
Он ведь резвы свои ноги в стремена все клал,
Тут поехал-то Илья наш, Илья Муромец,
Илья Муромец поехал свет Иванович.
Он приехал тут да во чисто поле,
Из чиста поля поехал в красён Киев-град.
Он оставил-то добра коня на широком дворе,
Он пошел скоро по городу по Киеву,
Он нашел, нашел калику перехожую,
Перехожую калику, переброжую,
Попросил-то у калика все платья кали́чьего,
Он ведь дал-то ему платье все от радости,
От радости скидывал калика платьице,
Он от радости платье от великою.
Ай пошел скоро Илья тут под окошечко,
Под окошечко пришел, к палатам белокаменным,
Закричал же он, Илья, во всю голову,
Еще тем ли он ведь криком богатырскиим.
Говорил-то Илья да Илья Муромец,
Илья Муромец да сын Иванович:
«Ай подай-ко, князь Владимир, мне мило́стинку,
Ай подай-ко, подай милостинку мне спасеную,
Ты подай мне ради Христа, царя небесного,
Ради матери божьей, царицы Богородицы».
Говорит-то Илья да Илья Муромец,
Говорит-то он, кричит все во второй након:
«Ай подай ты, подай милостину спасеную,
Ай подай-ко-ся ты, красно солнышко,
Уж ты ласковой, подай, Владимир-князь!
Ай не для ради подай ты для кого-нибудь,
Ты подай-ко для Ильи ты, Ильи Муромца,
Ильи Муромца, подай, сына Ивановича».

Тут скорехонько к окошечку подходит князь,
Отпирает ему окошечко косищато,
Говорит-то князь да таковы речи:
«Уж ты гой еси, калика перехожая,
Перехожая калика, переброжая!
Я живу-то все, калика, не по-прежнему,
Не по-прежнему живу, не по-досельнему:
Я не смею подать милостинки все спасеною;
Не дает-то ведь царище все Идолище
Поминать-то он Христа, царя небесного,
Во-вторых-то поминать да Илью Муромца.
Я живу-то князь — лишился я палат белокаменных;
Ай живет у меня поганое Идолище
Во моих-то во палатах белокаменных;
Я варю-то на его, все живу поваром,
Подношу-то я татарину все кушанье».
Закричал-то тут Илья да во трете́й након:
«Ты поди-ко, князь Владимир, ты ко мне́ выйди,
Не увидели чтобы царища повара́ его:
Я скажу тебе два тайного словечушка».

Он скорехонько выходит, князь Владимир наш,
Он выходит на широку светлу улочку.
«Что ты, красно наше солнышко, поху́дело,
Что ты, ласков наш Владимир князь ты стольнокиевский?
Я ведь чуть теперь тебя признать могу».
Говорит-то князь Владимир стольнокиевский:
«Я варю-то, все живу за повара;
Похудела-то княгиня Опраксея Королевична,
Она день-от ото дня да все еще́ хуже». —
«Уж ты гой еси, мое ты красно солнышко,
Еще ласков князь Владимир стольнокиевский!
Ты не мог узнать Ильи да Ильи Муромца?»
Ведь тут падал Владимир во резвы ноги:
«Ты прости, прости, Илья, ты виноватого!»
Подымал скоро Илья все князя из резвых ног.
Обнимал-то он его своей ручкой правою,
Прижимал-то князя Владимира да к ретиву сердцу,
Целовал-то он его в уста сахарные:
«Не тужи-то теперь, да красно солнышко!
Я тепере из неволюшки тебя повыручу;
Я пойду теперь к Идолищу в палату белокаменну,
Я пойду-то к ему на глаза-ти всё,
Я скажу, скажу Идолищу поганому:
«Я пришел-то, царь, к тебе все посмотреть тебя».
Говорит-то тут ведь красно наше солнышко,
Владимир-от князь да стольнокиевский:
«Ты поди, поди к царищу во палатушки!»

Ай заходит тут Илья да во палатушки,
Он заходит-то ведь, говорит да таковы слова:
«Ты поганое сидишь да все Идолище,
Еще тот ли сидишь да царь неверный ты!
Я пришел, пришел тебя да посмотреть теперь».
Говорит-то все поганое Идолище,
Говорит-то тут царище-то неверное:
«Ты смотри меня — я не гоню тебя!»
Говорит-то тут Илья да Илья Муромец:
«Я пришел-то к тебе да скору весть принес,
Скоро весточку принес, все весть нерадостну:
Илья-то ведь Муромец живехонёк,
Ай живехонёк он, все здоровешенёк;
Я встретил его да во чистом поле;
Он остался во чистом поле поездить-то,
Поездить-то ему да пополя́ковать,
Заутра́ хочет приехать в красен Киев-град».
Говорит ему Идолище да неверный царь:
«Велик ли, — я спрошу у тя, калика, — Илья Муромец?»
Говорит-то калика Илья Муромец:
«Илья Муромец-то будет он во мой же рост».
Говорит-то тут Идолище, выспрашиват:
«По многу ли ест хлеба Илья Муромец?»
Говорит-то калика перехожая:
«Он ведь кушает хлеба по единому,
По единому-едно́му он по ломтю́ к выти». —
«Он по многу ли ведь пьет да пива пьяного?» —
«Он пьет пива пьяного всего один пивной стакан».
Рассмехнулся тут Идолище поганое;
«Почему этим Ильею на Руси-то хвастают?
На долонь его положу, я другой прижму:
Останется меж руками да одно́ мокро».
Говорит-то тут калика перехожая:
«Ты по многу ли, царь, пьешь и ешь,
Ты ведь пьешь, ты ешь да всё ведь кушаешь?» —
«Я чарочку лью пива полтора ведра,
Я все кушаю хлеба по семи пудов,
Я мяса-та ем — к выти быка я съем».
Говорит-то на те речи Илья Муромец,
Илья Муромец да сын Иванович:
«У моего у батюшки родимого
Там была-то корова обжорчива,
Она много пила да много ела тут, —
У ей скоро ведь брюшина треснула».

Показалось-то царищу не в удовольствие,
Он хватал-то из нагалища булатен нож,
Он кидал-то ведь в калику перехожую.
Ай помиловал калику Спас пречистый наш:
Отвернулся-то калика в другу сторону.
Скидывал-то Илья шляпу со головушки,
Он ведь скидывал шляпу сорочинскую,
Он кидал, кидал в Идолища все шляпою,
Он ведь кинул — угодил в татарску са́му го́лову;
Улетел же тут татарин из простенка вон,
Да ведь вылетел татарин все на улицу.
Побежал-то Илья Муромец скорешенько
Он на ту ли на широку, светлу улицу,
Он рубил-то тут силу татарскую,
Он татарску-ту силу, басурманскую;
Он избил-то, изрубил силу великую.

Приказал князь Владимир звонить в большой колокол,
За Илью-то петь обедни со молебнами:
«Не за меня молите, — за Илью за Муромца».
Собирал-то он почестен пир,
Ай почестен собирал для Ильи для Муромца.