Былины

Высота ли, высота поднебесная,
Глубота, глубота окиян-море,
Широко раздолье по всей земле,
Глубоки омуты Днепровские.

Из-за моря, моря синего,

Из глухоморья зеленого,
От славного города Леденца,
От того-де царя ведь заморского
Выбегали, выгребали тридцать кораблей,
Тридцать кораблей, един корабль
Славного гостя богатого,
Молода Соловья сына Будимировича.
Хорошо корабли изукрашены,
Один корабль получше всех:
У того было Сокола у корабля
Всесто очей было вставлено
По дорогу каменю по яхонту;
Вместо бровей было прибивано
По черному соболю якутскому,
И якутскому ведь сибирскому;
Вместо уса было воткнуто
Два острые ножика булатные;
Вместо ушей было воткнуто
Два востра копья мурзамецкие,
И два горносталя повешены,
И два горносталя, два зимние.
У того было Сокола у корабля
Всесто гривы прибивано
Две лисицы бурнастые;
Вместо хвоста повешено
На том было Соколе-корабле
Два медведя белые заморские;
Нос, корма — по-туриному,
Бока взведены по-звериному.
Бегут ко городу Киеву.
К ласкову князю Владимиру.
На том Соколе-корабле
Сделан муравлен чердак,
В чердаке была беседа дорог рыбий зуб,
Подернута беседа рытым бархатом.
На беседе-то сидел купав молодец,
Молодой Соловей сын Будимирович.
Говорил Соловей таково слово:
«Гой еси вы, гости-корабельщики
И все целовальники любимые!
Как буду я в городе Киеве
У ласкова князя Владимира,
Чем мне-ка будет князя дарить,
Чем света жаловати?»
Отвечают гости корабельщики
И все целовальники любимые:
«Ты славный богатый гость,
Молодой Соловей сын Будимирович!
Есть, сударь, у вас золота казна:
Сорок сороков черных соболей,
Второе сорок бурнастых лисиц;
Есть, сударь, дорога камка,
Что не дорога камочка — узор хитер:
Хитрости были Царя́-града
А и мудрости Иеруса́лима,
Замыслы Соловья Будимировича;
На злате, на серебре — не по́гнется».

Прибежали корабли под славный Киев-град,

Якори метали в Непр-реку,
Сходни бросали на крут бережок,
Товарную пошлину в таможне платили
Со всех кораблей семь тысячей,
Со всех кораблей, со всего живота.
Брал Соловей свою золоту казну:
Сорок сороков черных соболей,
Второе сорок бурнастых лисиц.
Пошел он ко ласкову князю Владимиру.
Идет во гридню во светлую,
Как бы на́ пяту двери отворяляся,
Идет во гридню купав молодец,
Молодой Соловей сын Будимирович,
Спасову образу молится,
Владимиру-князю кланяется,
Княгине Апраксеевной на особицу
И подносит князю свои дороги подарочки:
Сорок сороков черных соболей,
Второе сорок бурнастых лисиц;
Княгине поднес камку белохрущатую,
Не дорога камочка — узор хитер:
Хитрости Царя́-града,
Мудрости Иеруса́лима,
Замыслы Соловья сына Будимировича;
На злате и серебре — не погнется.
Князю дары полюбилися,
А княгине наипаче того.
Говорил ласковый Владимир-князь:
«Гой еси ты, богатый гость,
Соловей сын Будимирович!
Займуй дворы княженецкие,
Займуй ты боярские,
Займуй дворы и дворянские».
Отвечает Соловей сын Будимирович:
«Не надо мне дворы княженецкие,
И не надо дворы боярские,
И не надо дворы дворянские,
Только ты дай мне загон земли,
Непаханыя и неораныя,
У своей, осударь, княженецкой племянницы,
У молоды Запавы Путятишны,
В ее, осударь, зелено́м саду,
В вишенье, в орешенье,
Построить мне, Соловью, снаряден двор».
Говорил сударь ласковый Владимир-князь:
«На то тебе с княгинею подумаю».
А подумавши, отдавал Соловью загон земли,
Непаханыя и неораныя.

Походил Соловей на свой червлен корабль,

Говорил Соловей сын Будимирович:
«Гой еси вы, мои люди работные!
Берите вы топорики булатные,
Подите к Запаве в зеленый сад,
Постройте мне снаряден двор
В вишенье, в орешенье».

С вечера, поздным-поздно,

Будто дятлы в дерево пощелкивали,
Работала его дружина хоробрая.
Ко полуночи и двор поспел:
Три терема златоверховаты,
Да трои сени косящетые,
Да трои сени решетчатые.
Хорошо в теремах изукрашено:
На небе солнце — в тереме солнце,
На небе месяц — в тереме месяц,
На небе звезды — в тереме звезды,
На небе заря — в тереме заря
И вся красота поднебесная.

Рано зазвонили к заутрене,

Ото сна-то Запава пробужалася,
Посмотрела сама в окошечко косящетое,
В вишенья, в орешенья,
Во свой ведь хороший во зеленый сад.
Чудо Запаве показалося
В ее хорошем зелено́м саду,
Что стоят три терема златоверховаты.
Говорила Запава Путятишна:
«Гой еси, нянюшки и мамушки,
Красные сенные девушки!
Подьте-ка, посмотрите-ка,
Что мне за чудо показалося
В вишенье, в орешенье?»
Отвечают нянюшки, мамушки
И сенные красные девушки:
«Матушка Запава Путятишна!
Изволь-ко сама посмотреть:
Счастье твое на двор к тебе пришло».
Скоро-де Запава наряжается,
Надевала шубу соболиную,
Цена-то шубе три тысячи,
А пуговки в семь тысячей.
Пошла она в вишенье, в орешенье,
Во свой во хорош во зеленый сад.
У первого терема послушала —
Тут в терему щелчит-молчит,
Лежит Соловьева золота казна.
Во втором терему послушала —
Тут в терему потихоньку говорят,
Помаленьку говорят, все молитву творят:
Молится Соловьева матушка
Со вдовы честными многоразумными.
У третьего терема послушала —
Тут в терему музыка гремит.
Входила Запава в сени косящетые,
Отворяла двери на́ пяту, —
Больно Запава испугалася,
Резвы ноги подломилися,
Чудо в тереме показалося:
На небе солнце — в тереме солнце,
На небе месяц — в тереме месяц,
На небе звезды — в тереме звезды,
На небе заря — в тереме заря
И вся красота поднебесная.
Подломились ее ноженьки резвые;
Втапоры Соловей он догадлив был,
Бросил свои звончаты гусли,
Подхватывал девицу за белы ручки,
Клал на кровать слоновых костей,
Да на те ли перины пуховые:
«Чего-де ты, Запава, испужалася?
Мы-де оба на возрасте». —
«А и я-де девица на выданье,
Пришла-де сама за тебя свататься».
Тут они и помолвили.
Целовалися они, миловалися,
Золотыми перстнями поменялися.
Проведала его Соловьева матушка,
Честна вдова Амелфа Тимофеевна,
Свадьбу кончати посрочила:
«Съезди-де за моря синие,
И когда-де там расторгуешься,
Тогда и на Запаве женишься».

Отъезжал Соловей за моря синие.

Вта́поры поехал и голый щап Давыд Попов,
Скоро за морями исторгуется,
А скорей того назад в Киев прибежал.
Приходил к ласкову князю с подарками,
Принес сукно смурое
Да крашенину печатную.
Втапоры князь стал спрашивати:
«Гой еси ты, голый щап Давыд Попов!
Где ты слыхал, где видывал
Про гостя богатого,
Про молодого Соловья сына Будимировича?»
Отвечал ему голый щап:
«Я-де об нем слышал,
Да и сам подлинно видел —
В городе Леденце у того царя заморского
Соловей у царя в протаможье попал,
И за то посажен в тюрьму,
А корабли его отобраны
На его ж царское величество».