Былины

Выезжали на Сафат-реку[77]
На закате красного солнышка
Семь удалых русских витязей,
Семь могучих братьев на́званых:
Выезжая Годенко Блудович,
Да Василий Казимирович,
Да Василий Буслаевич,
Выезжал Иван Гостиный сын,
Выезжал Алеша Попович млад,
Выезжал Добрыня мо́лодец,
Выезжал и матерой казак,
Матерой казак Илья Муромец.

Перед ними раскинулось поле чистое,

А на том на поле старый дуб стоит,
Старый дуб стоит кряковистый.
У того ли дуба три дороги сходятся:
Уж как первая дорога к Нову-городу,
А вторая-то дорога к стольному Киеву,
А что третия дорога ко синю морю,
Ко синю морю далекому.
Та дорога прямоезжая,
Прямоезжая дорога, прямопутная,
Залегла та дорога ровно тридцать лет,
Ровно тридцать лет и три года,
Становились витязи на распутаи,
Разбивали бел полотнян шатер,
Отпускали коней погулять по чисту полю.
Ходят кони по шелковой траве-мураве,
Зеленую траву пощипывают,
Золотой уздечкой побрякивают.
А в шатре полотняном витязи
Опочив держат.

Было так, на восходе красного солнышка

Вставал Добрыня молодец раньше всех,
Умывался студено́й водой,
Утирался тонким по́лотном,
Помолился чудну образу.
Видит Добрыня за Сафат-рекой
Бел полотнян шатер.
Во том ли шатре залег Тата́рченок,
Злой татарин басурма́нченок, —
Не пропускает он ни конного, ни пешего,
Ни езжалого доброго молодца.
Седлал Добрыня своего борзого коня,
Клал на него он потнички,
А на потнички коврички,
Клал седельце черкасское,
Брал копье мурзамецкое,
Брал чингалище булатное
И садился на добра коня.
Под Добрыней конь осержается,
От сырой земли отделяется,
Выходы мечет по мерной версте,
Выскоки мечет по сенной копне.
Подъезжает Добрыня ко белу шатру
И кричит зычным голосом:
«Выходи-ка, Татарченок,
Злой татарин басурманченок!
Станем мы с тобой честный бой держать».
Втапоры выходит Татарин из бела шатра
И садится на добра коня.
Не два ветра в поле слеталися,
На две тучи в небе сходилися, —
Слеталися, сходилися два удалых витязя.
Ломалися копья их вострые,
Разлетались мечи их булатные.
Сходили витязи с добрых коней
И хватались в рукопашный бой.
Правая ножка Добрыни уско́льзнула,
Правая ручка Добрыни удро́гнула,
И валился он на сыру землю.
Скакал ему Татарин на белы груди,
Порол ему белы груди,
Вынимал сердце с печенью.

Было так, на восходе красного солнышка

Вставал Алеша Попович раньше всех,
Выходил он на Сафат-реку,
Умывался студено́й водой,
Утирался тонким по́лотном,
Помолился чудну образу.
Видит он коня Добрынина:
Стоит борзый конь оседланный и взнузданный,
Стоит борзый конь, только не́весел,
Потупил очи во сыру землю,
Знать, тоскует он по хозяине,
Что по том ли Добрыне Никитиче.
Садился Алеша на добра коня.
Осержался под ним добрый конь,
Отделялся от сырой земли,
Метал выходы по мерной версте,
Метал выскоки по сенной копне.

Что не бель в полях забелелася, —

Забелелася ставка богатырская;
Что не синь в полях засинелася, —
Засинелись мечи булатные;
Что не крась в полях закраснелася, —
Закраснелася кровь со печенью.
Подъезжает Алеша ко белу шатру, —
У того ли шатра спит Добрыня-молодец:
Очи ясные закатилися,
Руки сильные опустилися,
На белых грудях запеклася кровь.
И кричит Алеша звучным голосом:
«Вылезай-ка ты, Татарин злой,
На честной бой, на побраночку!»
Отвечает ему Татарченок:
«Ох ты ой еси, Алеша Попович млад!
Ваши ро́ды не уклончивы,
Не уклончивы ваши роды, не устойчивы, —
Что не стать тебе со мной бой держать!»
Возговорит на то Алеша Попович млад:
«Не хвались на пир и́дучи,
А хвались с пиру и́дучи!»
Втапоры выходит Татарин из бела шатра
И садится на добра коня.
Не два ветра в поле слеталися,
Не две тучи в небе сходилися, —
Сходилися, слеталися два удалых витязя.
Ломалися копья их вострые,
Разлетались мечи их булатные.
И сходили они с добрых коней,
И хватались в рукопашный бой, —
Одолел Алеша Татарина,
Валил его на сыру землю,
Скакал ему на белы груди,
Хотел ему пороть белы груди,
Вынимать сердце с печенью.
Отколь тут ни взялся черный ворон
И вещает он человеческим голосом:
«Ох ты гой еси, Алеша Попович млад!
Ты послушай меня, черного ворона,
Не пори ты Татарину белых грудей;
А слетаю я на сине море,
Принесу тебе мертвой и живой воды.
Вспрыснешь Добрыню мертвой водой, —
Срастется его тело белое;
Вспрыснешь Добрыню живой водой, —
Тут и очнется добрый молодец».
Втапоры Алеша ворона послушался.
И летал ворон на сине море,
Приносил мертвой и живой воды.
Вспрыскивал Алеша Добрыню мертвой водой, —
Срасталося тело его белое,
Затягивалися раны кровавые;
Вспрыскивал его живой водой, —
Пробуждался молодец от смертного сна.
Отпускали они Татарина.

Было так, на восходе красного солнышка

Вставал Илья Муромец раньше всех,
Выходил он на Сафат-реку,
Умывался студено́й водой,
Утирался тонким по́лотном,
Помолился чудну образу.
Видит он: через Сафат-реку
Переправляется сила басурманская,
И той силы доброму молодцу не объехати,
Серому волку не обрыскати,
Черному ворону не облетети.
И кричит Илья зычным голосом:
«Ой уж где вы, могучие витязи,
Удалые братья названые!»
Как сбегалися на зов его витязи,
Как садилися на добрых коней,
Как бросалися на силу басурманскую,
Стали силу колоть-рубить.
Не столько витязи рубят,
Сколько добрые кони их топчут.
Бились три часа и три минуточки, —
Изрубили силу поганую.

И стали витязи похвалятся:

«Не намахалися наши могутные плечи,
Не уходилися наши добрые кони,
Не притупились мечи наши булатные!»
И говорит Алеша Попович млад:
«Подавай нам силу нездешнюю, —
Мы и с тою силою справимся!»
Как промолвил он слово неразумное,
Так и явились двое воителей
И крикнули они громким голосом:
«А давайте с нами, витязи, бой держать!
Не глядите, что нас двое, а вас семеро».
Не узнали витязи воителей.
Разгорелся Алеша Попович на их слова,
Поднял он коня борзого,
Налетел на воителей
И разрубил их пололам со всего плеча, —
Стала четверо — и живы все.
Налетел на них Добрыня-мо́лодец,
Разрубил их пополам со всего плеча, —
Стало восьмеро — и живы все.
Налетел на них Илья Муромец,
Разрубил их пополам со всего плеча, —
Стало вдвое более — и живы все.
Бросились на силу все витязи,
Стали они силу колоть-рубить, —
А сила все растет да растет,
Все на витязей с боем идет.
Не столько витязи рубят,
Сколько добрые кони их топчут, —
А сила все растет да растет,
Все на витязей с боем идет.
Бились витязи три дня,
Бились три часа, три минуточки, —
Намахалися их плечи могутные,
Уходилися кони их добрые,
Притупились мечи их булатные.
А сила все растет да растет,
Все на витязей с боем идет.

Испугались могучие витязи,

Побежали в каменные горы,
В темные пещеры.
Как подбежит витязь к горе,
Так и ока́менеет;
Как подбежит другой,
Так и ока́менеет;
Как подбежит третий,
Так и ока́менеет.

С тех-то пор и перевелись витязи на Святой Руси.