Былины

Во стольном городе во Киеве
У ласкового князя у Владимира
Хорош заведен был почестный пир
На многи на князи, на бо́яры,
На сильные могучие бога́тыри,
На все поленицы удалые.
Белый день идет ко вечеру,
Почестный пир идет наве́селе.
Хорошо государь распотешился,
Выходил на крылечко переное,
Зрел-смотрел во чистое поле:
Из далеча-далеча поля чистого
Толпа мужиков появилася,
Идут мужики да все кие́вляна,
Бьют челом да жалобу кладут:
«Солнышко ты наше Владимир-князь!
Дай, государь, свой праведный суд,
Дай на Чурилу сына Пленковича.
Сегодня у нас на Сороге на реке
Неведомые люди появилися,
Шелковы неводы заметывали,
Тетивки были семи шелков,
Плутивца у сеток серебряные,
Камешки позолоченые.
Рыбу сорогу повыловили, —
Нам, государь свет, лову нет,
Тебе, государь, свежа куса нет,
Нам от тебя нету жалованья.
Скажутся, называются
Все они дружиною Чуриловой».

Та толпа на двор прошла,

Новая из поля появляется,
Идут мужики да все кие́вляна,
Бьют они челом да жалобу кладут:
«Солнышко наш Владимир-князь!
Дай, государь, свой праведный суд,
Дай на Чурилу сына Пленковича.
Сегодня на тихих на заводях
Неведомые люди появилися,
Гуся да лебедя повыстрелили,
Серую пернату малу утицу, —
Нам, государь свет, лову нет,
Тебе, государь, свежа куса нет,
Нам от тебя нету жалованья».

Та толпа на двор прошла,

Новая из поля появляется,
Идут мужики да все кие́вляна,
Бьют они челом, жалобу кладут:
«Солнышко наш Владимир-князь!
Дай, государь, свой праведный суд,
Дай на Чурилу сына Пленковича.
Сегодня у нас во темных во лесах
Неведомые люди появилися,
Шелковые тенета заметывали,
Кунок да лисок повыловили,
Черного сибирского соболя, —
Нам, государь свет, лову нет,
А тебе, государь свет, корысти нет,
Нам от тебя нету жалованья».

Та толпа на двор прошла,

Новая из поля появилася,
Едет молодцев до пяти их сот:
Молодцы на конях одноличные,
Кони под ними однокарие были,
Узды-поводы у них были сорочинские,
Седелышки были на золоте,
Сапожки на ножках зелен сафьян,
Кожи на молодцах лосиные,
Кафтаны на молодцах голуб-скурлат,
Источнями подпоясанось,
Колпачки золотые верхи;
Молодцы на конях как свечи горят,
Кони под ними как соколы летят.
Ехали-приехали во Киев-град,
Стали по Киеву уродствовати:
Лук-чеснок весь повырвали,
Белую капусту повыломали,
Старых-то старух обезвечили,
Молодых молодиц в соромы довели,
Красных девиц опозорили.

Бьют челом князю всем Киевом:

Князи-то просят со княгинями,
Бояра-то просят со боярынями,
Все мужи огородники:
«Дай, государь, свой праведный суд,
Дай на Чурилу сына Пленковича,
Сегодня у нас во городе во Киеве
Наехала дружина-та Чурилова».
Говорит тут солнышко Владимир-князь:
«Глупые вы князи и бояра,
Неразумные гости торговые!
Не знаю я Чуриловой поселицы,
Не знаю я, Чурила где двором стоит».
Говорят ему князи-бояра:
«Свет государь ты Владимир-князь!
Двор у Чурилы ведь не в Киеве стоит,
Двор у Чурилы не за Киевом стоит:
Двор у Чурилы на Почай-реке,
Двор у Чурилы на семи верстах,
Около двора все булатный тын,
Двери были да все точеные,
Воротики были да все стекольчатые,
Подворотенки дорог рыбий зуб,
На том дворе на Чуриловом
Стояло теремов до семидесяти».

И поднялся князь на Почай-реку,

Поехал со князьями, со боярами,
Со купцами, со гостями со торговыми.
Будет князь на Почай на реке,
У чудна креста Дминдалидова,
У святых мощей у Борисовых,
Головой-то качает, проговаривает:
«Право мне, не пролгали мне!»
Двор у Чурилы на Почай на реке,
У чудна креста Дминдалидова,
У святых мощей у Борисовых;
Двор у Чурилы на семи верстах,
Около двора все булатный тын,
Воротики были все стекольчатые,
Подворотенки дорог рыбий зуб.
На том дворе на Чуриловом,
На две-де, на три на стороны
Стояло теремов до семидесяти.
В которых теремах Чурила сам живет,
Трои сени у Чурилы косерчатые,
Трои сени у Чурилы решетчатые,
Трои сени у Чурилы стекольчатые.

Из тех да из высоких из те́ремов,

На ту ли на улицу падо́вую
Выходил тут стар матер человек.
На старом шубочка соболья была
Под дорогим под зеленым под самитом,
Пуговицы были вальячные,
Вальяк-от литой красна золота.
Кланяется да поклоняется,
Сам говорит ласково слово:
«Пожалуй-ко, Владимир, во высок терем,
Во высок терем да хлеба кушати».
Говорит Владимир таково слово:
«Скажись мне, старый матер человек!
Как тебя да именем зовут?
Хотя знал бы, у кого хлеба кушати». —
«Я, — говорит, — Пленко гость Сороженин,
Я ведь Чурилов-от есть батюшка».

Пошел Владимир во высок терем,

В терем-от идет, сам дивуется.
Хорошо теремы изукрашены:
Пол — середа из одного серебра,
Печки-то были все муравленые,
Подики-то были все серебряные,
Потолок у Чурилы из черных соболей,
На стены сукна наби́ваны,
На сукна стекла нави́ваны;
Все в терему по-небесному:[86]
Вся небесная луна понаведена была,
Ин всякие утехи несказанные.

Садился князь за дубовый стол,

Скрыл окошечко немножечко,
Поглядел далече во чистое поле.
Из чиста поля толпа появилася,
А едет молодцев до пяти их сот:
Молодцы на конях одноличные,
Кони под ними однокарие были,
Жеребцы все латынские.
Говорил Владимир таково слово:
«Скажи, Пленко гость Сороженин!
Не тут ли едет Чурила сын Пленкович?» —
«Нет Чурилы сына Пленковича, —
Едут тут Чуриловы-то повары,
Курят на Чурилу зелено вино».

Та толпа на двор прошла,

Новая из поля появилася,
Едет молодцев до пяти их сот:
Молодцы на конях одноличные,
Кони под ними однокарие были,
Жеребцы все латынские,
Узоры-поводы сорочинские.
Говорил Владимир таково слово:
«Ты скажи-ко, Пленко да гость Сороженин!
Не тут ли едет Чурила сын Пленкович?» —
«Нет, сударь, Чурила сына Пленковича:
Едут тут Чуриловы-то стольники,
Ставят для Чурилы дубовы́ столы».

Та толпа на двор прошла,

Новая из поля появилася,
И едет молодцев боле тысячи.
Середи-то силы ездит купав молодец:
На молодце шуба-то соболья была
Под дорогим под зеленым под самитом,
Пуговицы были все вальячные,
Вальяк-от литой красна золота
По дорогу яблоку свирскому.[87]
Владимир-то сидел за дубовым столом,
Взад да вперед стал поелзывати:
«Охти мне, уже куда будет мне!
Али же тут едет царь с ордой,
Али тут едет король с литвой,
Али тут едут сватовщики
На моей-то племяннице любезныя,
На душке Забаве на Путятичне».
Говорил Пленко да гость Сороженин:
«Да не бойся-ко, Владимир, не полошайся:
Тут ведь едет сынишко мое,
Премладое Чурило сын Пленкович».

Едет Чурила, сам тешится:

С коня на конь перескакивает,
Из седла в седло перемахивает,
Чрез третье да на четвертое,
Вверх копье да побрасывает,
Из ручки в ручку подхватывает.
Приехал Чурила на Почай на реку,
Сила-то ушла по своим теремам.

Сказали Чуриле про незнаемых гостей, —

Брал Чурила золотые ключи,
Ходил в амбары магазейные,
Брал сорок сороков черных соболей,
Многие пары лисиц да куниц:
Подарил он князю Владимиру,
Бояр-то дарил да все лисками,
Купцов да дарил все куницами,
Мужиков-то дарил золотой казной.
Говорил Владимир таково слово:
«Хоть и много на Чурилу было жалобщиков,
А побольше того челомбитчиков:
А теперь на Чурилу я суда не дам».
Говорит Владимир таково слово:
«Премладой Чурила ты сын Пленкович!
Хошь ли идти ко мне во стольники,
Во стольники ко мне, во чашники?»
Иной от беды дак откупается,
А Чурила на беду и нарывается:
Пошел ко Владимиру во стольники,
Во стольники к нему, в чашники.
И поехали они в Киев-град.

Приезжали в Киев-град.

Свет государь Владимир-князь
На хороша на нового на стольника
Да завел государь почестный пир.
Премладое Чурило сын Пленкович
Ходит да ставит дубовы столы,
Желтыми кудрями сам потряхивает:
Желтые-то кудри рассыпаются,
Как скачен жемчуг раскатается.
Премладая-та княгиня Апраксия
Рушала мясо лебединое
Да обрезала руку белу правую,
И сама говорила таково слово:
«Не дивуйте-ка, жены мне господские,
Что обрезала я руку белу правую:
Я смотрючись на красоту Чурилову,
На его на кудри на желтые,
На его на перстни злаченые,
Помутились у меня очи ясные!»
Еще говорила таковы слова:
«Свет государь ты Владимир-князь!
Премладому Чуриле сыну Пленковичу
Да не на этой ему службе быть:
А быть ему в постельниках,
Да стлать ковры под нас мягкие».

Свет государь Владимир-князь

Снял Чурилу с этой бо́льшины,
Поставил на большину на и́ную,
Во ласковые зазыватели:
Ходить по городу по Киеву,
Зазывать гостей во почестный пир.
Премладое Чурило сын Пленкович
Улицами идет, переулками,
Желтыми кудрями все потряхивает:
Желтые-то кудри рассыпаются,
Как скачен жемчуг раскатается.
Смотрючись на красоту Чурилову,
Старицы по кельям опакишь дерут;[88]
Смотрючись де на красоту Чурилову,
Молодые молодицы в голенище...
Смотрючись де на красоту Чурилову,
Красные девки очелья́ дерут.
Смотрючись на красоту Чурилову,
Премладая-та княгиня Апраксия
Говорила князю Владимиру:
«Свет государь ты Владимир-князь!
Премладому Чуриле сыну Пленковичу
Не на этой ему службе быть;
Да быть ему в постельниках».

Видит Владимир, что беда пришла,

Говорил Чуриле Владимир таково слово:
«Премладое Чурило ты сын Пленкович!
Хоть в келье живи, хоть домой поди,
А больше в дом ты мне не надобно».

Премладое Чурило сын Пленкович

Поклон отдал да вон из терема пошел,
Да вышел Чурила на Киев-град,
Да уехал Чурила на Почай на реку,
Да стал жить-быть да век коротати.