Былины

Во стольнём-то городе во Киеве,
У ласкова князя у Владимира,
’ёго было пированьё, был почесьён пир.
Да и было на пиру у ёго две вдовы, —
Да одна была Офимья Чусова жона,
А друга была Овдотья Блудова жона.
Еще втапоре Овдотья Блудова жона
Наливала чару зелена вина,
Подносила Офимьи Чусовой жоны{184},
10 А сама говорила таково слово:
«Уж ты ой еси, Офимья Чусова жона!
Ты прими у мня чару зелена вина,
Да выпей чарочку всю досуха.
У меня есь Хотенушко сын Блудович,
У тебя есь Чейна прекрасная:
Ты дашь ли, не дашь или откажошь-то?»
Еще втапоре Офимья Чусова жона
Приняла у ей чару зелена вина,
Сама вылила ей да на белы груди,
20 Облила у ей портищо во пятьсот рублей,
А сама говорила таково слово:
«Уж ты ой еси, Овдотья Блудова жона!
А муж-от был да у тя Блудищо, —
Да и сын-от родился уродищо,
Он уродищо, куря подслепоё:
На коей день гре́нёт, дак зерня найдет, —
А на тот-де день да куря сыт живет;
На коей день не гренёт, зе́рня не найдет, —
А на тот-де день да куря голодно».
30 Еще втапоре Овдотье за беду стало,
За велику досаду показалося,
Пошла Овдотья со честна пиру,
Со честна пиру да княженецкого;
И повеся идет да буйну голову,
Потопя́ идет да очи ясные
И во мамушку и во сыру землю.
А настрету ей Хотенушко сын Блудович,
Он и сам говорит да таково слово:
«Уж ты мать моя, мать и государыня!
40 Ты що идешь со честна пиру невесёла,
Со честна пиру да княженецкого, —
Ты повеся идешь да буйну голову,
Потопя идешь да очи ясные
И во матушку да во сыру землю?
Але место тебе было от князя не по вотчины,
Але стольники до тебя не ласковы,
Але чашники да не приятливы,
Але пивным стаканом тя обносили,
Але чары с зеленым вином да не в доход дошли?
50 Але пьяница да надсмеялася,
И безумница ле навалилася,
Ле невежа нашла да небылым словом?»
Говорит ёму Овдотья Блудова жона:
«Уж ты ой еси, Хотенушко сын Блудович!
Мне-ка место от князя всё было по вотчины,
Меня пивным стаканом не обносили,
И чары с зеленым вином да всё в доход дошли,
И ни пьяница и не надсмеялася,
Ни безумница не навалилася,
60 Ни невежа не нашла и небылым словом.
Нас было на пиру да только две вдовы, —
Я одна была Овдотья Блудова жона,
А друга была Офимья Чусова жона.
Наливала я чару зелена вина,
Подносила Офимьи Чусовой жоны,
Я сама говорила таково слово:
«Уж ты ой еси, Офимья Чусова жона!
Ты прими у мня чару зелена вина,
Да ты выпей чарочку всю досуха.
70 У меня есь Хотенушко сын Блудович,
У тебя есь Чейна прекрасная:
Ты уж дашь ле, не дашь или откажошь-то?»
Еще втапоре Офимья Чусова жона
Приняла у мня чару зелена вина,
Сама вылила мне да на белы груди,
А облила у мня портищо во пятьсот рублей,
Да сама говорила таково слово:
„Уж ты ой еси, Овдотья Блудова жона!
Да муж-от был да у тя Блудищо, —
80 Да и сын-от родилося уродищо,
Уродищо, куря подслепоё:
На коей день гренёт, дак зерня найдет, —
А на тот-де день да куре сыт живет;
На коей день не гренёт, зерня не́ найдет, —
А на тот-де день да куре голодно“».
Еще втапоре Хотенушко сын Блудович,
Воротя-де он своя добра коня,
Он поехал по стольнёму по городу.
Он доехал да терема Чусовьина,
90 Он ткнул копьем да в широки ворота,
На копьи вынёс ворота середи двора, —
Тут столбики да помитусились,
Часты мелки перила приосыпались.
Тут выглядывала Чейна прекрасная,
И выглядывала да за окошечко,
А сама говорила таково слово:
«Уж ты ой еси, Хотенушко сын Блудович!
Отец-от был да у тя Блудищо, —
Да и ты родилося уродищо,
100 Ты уродищо, куря подслепоё:
Ты уж ездишь по стольнёму ту городу,
Ты уж ездишь по городу, уродуёшь,
Ты уродуёшь домы ти вдовиные;
На коей день гренёшь, дак зерня найдешь, —
Ты на тот-де день да, куря, сыт живешь;
На коей день не гренёшь, зерня не найдешь, —
А на тот-де день да куря голодно».
Он и шиб как палицей в высок терям, —
Он сшиб терям да по окошкам сдолой.
110 Одва чуть она за лавку увалилася.

Еще втапоре Офимья Чусова жона,
Идет Офимья со честна пиру,
Со честна пиру княженецкого,
А сама говорит да таково слово:
«Кажись, не было ни бури и ни падёры, —
Мое домишко всё да развоёвано».
Как стречат ей Чейна прекрасная,
А сама говорит да таково слово:
«Уж ты мать моя, мать и восударына!
120 Наезжало это Хотенушко сын Блудович,
Он ткнул копьем да в широки ворота,
На копьи вынёс ворота середи двора, —
Тут столбики да помитусились,
Часты мелки перила да приосыпались.
Я выглядывала да за окошечко,
И сама говорила таково слово:
«Уж ты ой еси, Хотенушко сын Блудович!
Отец-от был да у тя Блудищо, —
И ты родилось уродищо,
130 Ты уродищо, куря подслепоё:
Ты уж ездишь по стольнёму ту городу,
Ты уж ездишь по городу, уродуёшь,
Ты уродуёшь домы ти вдовиные».
Он и шиб как палицей в высок терям, —
Он сшиб терям да по окошкам сдолой.
Одва чуть я за лавку увалилася».

Еще тут Офимьи за беду стало,
За велику досаду показалося,
Ушла Офимья ко князю ко Владимиру,
140 Сама говорила таково слово:
«Государь князь Владимир стольне-киевской!
Уж ты дай мне суправы на Хотенушка,
На Хотенушка да сына Блудова».
Говорит князь Владимир стольне-киевской:
«Уж ты ой еси, Офимья Чусова жона!
Ты хошь — и тысячу бери, да хошь — и две бери,
А сверх-де того да скольки надобно:
Отшибите у Хотенка буйну голову —
По Хотенке отыску не будёт же».
150 Еще втапоре Офимья Чусова жона
Пошла наняла силы три тысячи,
Посылат трех сынов да воёводами,
Поезжают дети, сами плачут-то,
Они сами говорят да таково слово:
«Уж ты мать наша, мать и государына!
Не побить нам Хотенка на чистом поли,
Потерять нам свои да буйны головы.
Ведь когда был обсажон да стольне-Киев-град{185}
И той неволею великою,
160 И злыма поганыма татарами, —
Он повыкупил да и повыручил
Из той из неволи из великое,
Из злых из поганых из татаровей».
Пошла тут сила та Чусовина,
Пошла тут сила на чисто полё,
Поехали дети, сами плачут-то.
Еще втапоре Хотенушко сын Блудович
Он завидел силу на чистом поли,
Он поехал к силы сам и спрашиват:
170 «Уж вы ой еси, сила вся Чусовина!
Вы охоча сила ли невольняя?»
Отвечат тут сила всё Чусовина:
«Мы охоча сила, всё наемная».
Он и учал тут по силы как поезживать:
Он куда приворотит — улицей валит,
Назад отмахнёт — дак целой площадью.
Он прибил тут всю силу до едного,
Он и трех-то братей тех живьем схватал,
Живьем-то схватал, да волосами связал,
180 Волосами ти связал, да через конь смётал,
Через конь смётал и ко шатру привез.

Ждала Офимья силу из чиста поля,
Не могла она силы дождатися.
Пошла наняла опять силы три тысячи,
Посылат трех сынов да воёводами.
Поезжают дети, сами плачут-то:
«Уж ты мать наша, мать и восударына!
Не побить нам Хотенка на чистом поли,
Потерять нам свои да буйны головы».
190 Говорит тут Офимья Чусова жона:
«Уж вы дети мои, дети всё рожоные!
Я бы лучше вас родила девять ка́меней{186},
Снёсла каменьё во быстру реку, —
То бы мелким судам да ходу не было,
Больши суда да всё разби́вало».
Поехали дети на чисто полё.
Завидел Хотенушко сын Блудович,
Поехал к силы он к Чусовиной,
Он у силы-то да и сам спрашиват:
200 «Вы охвоча сила ли невольняя?»
Отвечат тут сила всё Чусовина:
«Мы охоча сила, всё наемная».
Он и у́чал тут по силы-то поезживать:
Он куда приворотит — улицей валит,
А назад отмахнёт — дак целой площадью.
Он прибил тут всю силу до едного,
Он трех-то братей тех живьем схватал,
Живьем-то схватал, да волосами связал,
Волосами ти связал и через конь смётал,
210 Через конь смётал и ко шатру привез.

Ждала Офимья силу из чиста поля,
Не могла опять силы дождатися,
Опять пошла наняла силы три тысячи,
Посылат трех сынов да воёводами.
Поезжают дети, сами плачут-то:
«Уж ты мать наша, мать и восударына!
Не побить нам Хотенка и на чистом поли,
Потерять нам свои да буйны головы.
Ведь когда был обсажон да стольне-Киев-град
220 И той неволею великою,
И злыма поганыма татарами, —
Он повыкупил да и повыручил
Из той из неволи из великое,
Из злых из поганых из татаровей».
— «Уж вы дети мои, дети рожоные!
Я бы лучше вас родила девять каменей,
Снёсла каменьё во быстру реку, —
То бы мелким судам да ходу не было,
Больши ти суда да всё разбивало».
230 Пошла тут сила всё Чусовина,
Поехали дети, сами плачут-то.
Еще втапоре Хотенушко сын Блудович
Завидел силу на чистом поли,
Он приехал к силы-то к Чусовиной,
Он у силы-то да и сам спрашиват:
«Вы охоча сила или невольняя?»
Говорит тут сила всё Чусовина:
«Мы охоча сила, всё наемная».
Он и учал тут по силы-то поезживать:
240 Он куда приворотит — улицей валит,
Назад отмахнёт — дак целой площадью.
Он прибил тут всю силу до едного,
Он и трех-то братей тех живьем схватал,
Живьем схватал, да волосами связал,
Волосами ти связал, да через конь смётал,
Через конь смётал да ко шатру привез.

Ждала Офимья силу из чиста поля,
Не могла она силы дождатися,
Пошла она к Хотенку сыну Блудову,
250 А сама говорит да таково слово:
«Уж ты ой еси, Хотенушко сын Блудович!
Ты возьми мою Чейну прекрасную,
Ты отдай мне девять сынов на выкуп всех».
Говорит тут Хотенушко сын Блудович:
«Уж ты ой еси, Офимья Чусова жона!
Мне на надь твоя Чейна прекрасная,
Ты обсыпь мое востро копье,
Ты обсыпь возьми да златом, серебром
Долможа́но ёго ратовищо семи сажон,
260 От насадочёк до присадочёк;
Ты обсыпь возьми да златом, серебром,
Златом, серебром да скатным жемчугом, —
Я отдам те девять сынов на выкуп всех».
Еще втапоре Офимья Чусова жона
Покатила чисто серебро телегами,
Красно золото да то ордынскою,
Обсыпала она у ёго востро копье,
Обсыпала она да златом, серебром,
Златом, серебром да скатным жемчугом, —
270 Не хватило у ей да одной четверти.
Говорит тут Офимья Чусова жона:
«Уж ты ой еси, Хотенушко сын Блудович!
Ты возьми мою Чейну прекрасную,
Ты отдай мне девять сынов на выкуп всех».
Говорит тут Хотенушко сын Блудович:
«Мне не надь твоя Чейна прекрасная,
Уж ты всё обсыпь да златом, серебром,
Златом, серебром да скатным жемчугом, —
Я отдам те девять сынов на выкуп всех».
280 Говорит князь Владимир стольне-киевской:
«Уж ты ой еси, Хотенушко сын Блудович!
Ты возьми у ей Чейну прекрасную».
Говорит тут Хотенушко сын Блудович;
«Я возьму у ей Чейну прекрасную,
Я возьму ею́ не за себя замуж,
А за своёго да слугу верного,
А за того же за Мишку всё за паробка».
Говорит князь Владимир стольне-киевской
«Уж ты ой еси, Хотенушко сын Блудович!
290 Ты возьми ею да за себя заму́ж, —
Еще, право, она да не худых родов,
Она ведь уж да роду царского{187}».
Тут и взял Хотенко за себя взамуж,
Ей отдал девять сынов на выкуп всех.

Затем-то Хотенушку славы поют,
Славы поют да старину скажут.