Былины

В стольном городе во Киеве
У ласкова князя у Владимира
Хороший заведен был почестный пир
На многие на князи да на бояра,
Да на сильны могучие богатыри.
Белый день идет ко вечеру,
Да почестный-от пир идет навеселе.
Хорошо государь распотешился
Да выходил на крылечко перёное,
Зрел-смотрел во чисто поле.
Да из далеча-далеча поля чистого
Толпа мужиков да появилася, -
Да идут мужики да все киевляна,
Да бьют оны князю, жалобу кладут:
«Да солнышко Владимир-князь!
Дай, государь, свой праведные суд,
Да дай-ко на Чурила сына Плёнковича:
Да сегодня у нас на Сароге на реки
Да неведомые люди появилися.
Да наехала дружина та Чурилова;
Шелковы неводы заметывали,
Да тетивки были семи шелков,
Да плутивца у сеток-то серебряные,
Камешки позолоченые.
А рыбу сарогу повыловили;
Нам, государь-свет, улову нет,
Тебе, государь, свежа куса нет,
Да нам от тебя нету жалованья.
Скажутся, называются
Всё оны дружиною Чуриловою».
Та толпа на двор прошла,
Новая из поля появилася, -
Да идут мужики да все киевляна,
Да бьют оны челом, жалобу кладут:
«Да солнышко да наш Владимир-князь!
Дай, государь, свой праведные суд,
Дай-ко на Чурила сына Плёнковича;
Сегодня у нас на тихих заводях
Да неведомые люди появляемся,
Гуся да лебедя да повыстреляли,
Серу пернату малу утицу;
Нам, государь-свет, улову нет,
Тебе, государь, свежа куса нет,
Нам от тебя да нету жалованья.
Скажутся, а называются
Всё оны дружиною Чуриловою».
Та толпа на двор прошла,
Новая из поля появилася, -
Идут мужики да все киевляне,
Бьют оны челом, жалобу кладут:
«Солнышко да наш Владимир-князь!
Дай, государь, свой праведные суд,
Дай да на Чурила сына Плёнковича:
Да сегодня у нас во темных во лесах
Неведомые люди появилися,
Шелковы тенета заметывали,
Кунок да лисок повыловили,
Черного сибирского соболя;
Нам, государь-свет, улову нет,
Да тебе, государь-свет, корысти нет,
Нам от тебя да нету жалованья.
Скажутся, а называются
Всё оны дружиною Чуриловою».
Та толпа на двор прошла,
Новая из поля появилася, -
А иде молодцов до пяти их сот,
Молодцы на конях одноличные,
Кони под нима да однокарие были,
Жеребцы всё латынские,
Узды, повода у них а сорочинские,
Седёлышка были на золоте,
Сапожки на ножках зелен сафьян,
Зелена сафьяну-то турецкого,
Славного покрою-то немецкого,
Да крепкого шитья-де ярославского.
Скобы, гвоздьё-де были на золоте.
Да кожаны на молодцах лосиные,
Да кафтаны на молодцах - голуб скурлат.
Да источниками подпоясаносе,
Колпачки - золотые верхи.
Да молодцы на конях быв свечи-де горят,
А кони под нима быв соколы-де летят,
Доехали-приехали во Киев-град,
Да стали по Киеву уродствовати,
Да лук-чеснок весь повырвали,
Белую капусту повыломали,
Да старых-то старух обезвичили,
Молодых молодиц в соромы-де довели,
Красных девиц а опозорили.
Да бьют челом князю всем Киевом,
Да князи-ты просят со княгинями,
Да бояра-ты просят со боярынями,
Да все мужики-огородники:
«Да дай, государь, свой праведные суд,…
Да дай-ка на Чурила сына Плёнковича:
Да сегодня у нас во городе во Киеве
Да неведомые люди появилися,
Да наехала дружина та Чурилова,
Да лук-чеснок весь повырвали,
Да белую капусту повыломали,
Да старых-то старух обезвичили,
Молодых молодиц в соромы-де довели,
Красных девиц а опозорили».
Да говорил туто солнышко Владимир-князь:
«Да глупые вы князи да бояра,
Неразумные гости торговые!
Да я не знаю Чуриловой поселичи,
Да я не знаю, Чурило где двором стоит».
Да говорят ему князи и бояра:
«Свет-государь ты, Владимир-князь!
Да мы знаем Чурилову поселичу,
Да мы знаем, Чурило где двором стоит.
Да двор у Чурилы ведь не в Киеве стоит,
Да двор у Чурилы не за Киевом стоит,
Двор у Чурилы на Почай на реки,
У чудна креста-де Мендалидова,
У святых мощей а у Борисовых,
Да около двора да всё булатный тын,
Да вереи были всё точеные».
Да поднялся князь на Почай на реку,
Да со князьями-то поехал, со боярами,
Со купцами, со гостями со торговыми.
Да будет князь на Почай на реки,
У чудна креста-де Мендалидова,
У святых мощей да у Борисовых,
Да головой-то кача, сам приговариват:
«Да, право, мне не пролгали мне».
Да двор у Чурила на Почай на реки,
Да у чудна креста-де Мендалидова,
У святых мощей да у Борисовых;
Да около двора все булатный тын,
Да вереи-ты были все точеные,
Воротика-ты всё были все стекольчатые,
Подворотники-да дорог рыбий зуб.
Да на том дворе-де на Чуриловом
Да стояло теремов до семи, до десяти.
Да во которых теремах Чурил сам живет, -
Да трои сени у Чурила-де косящатые,
Трои сени у Чурила-де решетчатые,
Да трои сени у Чурила-де стекольчатые.
Да из тех-де из высоких изт теремов
Да на ту ли на улицу падовую
Да выходил туто старый матёрый человек.
На старом шуба-то соболья была
Да под дорогим под зеленым под стаметом,
Да пугвицы были вальячные
Да вальяк-от литый красна золота.
Да кланяется, поклоняется,
Да сам говорит и таково слово:
«Да свет-государь ты, Владимир-князь!
Да пожалуй-ка, Владимир, во высок терем,
Во высок терем хлеба кушати».
Да говорил Владимир таково слово:
«Да скажи-ка мне старый матёрый человек,
Да как тебя да именем зовут,
Хотя знал, у кого бы хлеба кушати?» -
«Да я Пленко да гость сарожанин,
Да я ведь Чурилов-от есть батюшко».
Да пошел-де Владимир во высок терем.
Да в терем-то идет да все дивуется,
Да хорошо-де теремы да изукрашены были;
Пол-середа одного серебра,
Печки-те были всё муравленые,
Да потики-ты были всё серебряные,
Да потолок у Чурила из черных соболей,
На стены сукна навиваны,
На сукна-ты стекла набиваны.
Да все в терему-де по-небесному,
Да вся небесная луна-де принаведена была,
Ино всякие утехи несказанные.
Да пир-от идет о полупиру,
Да стол-от идет о полустоле;
Владимир-князь распотешился,
Да вскрыл он окошечка немножечко,
Да поглядел-де во далече чисто полё:
Да из далеча-далёча чиста поля
Да толпа молодцов появилася,
Да еде молодцов а боле тысящи,
Да середи-то силы ездит купав молодец,
Да на молодце шуба-то соболья была,
Под дорогим под зеленым под стаметом,
Пугвицы были вальячные,
Да вальяк-от литый красна золота,
Да по дорогу яблоку свирскому.
Да еде молодец, да и сам тешится,
Да с коня-де на коня перескакивает,
Из седла в седло перемахивает,
Через третьего да на четвертого,
Да вверх копье побрасывает,
Из ручки в ручку подхватывает.
Да ехали-приехали на Почай на реку,
Да сила та ушла-де по своим теремам.
Да сказали Чурилы по незнаемых гостей,
Да брал-де Чурило золоты ключи,
Да ходил в амбары мугазенные,
Да брал он сорок сброков черных сбболёв
Да и многие пары лисиц да куниц,
Подарил-де он князю Владимиру.
Говорит-де Владимир таково слово:
«Да хоша много было на Чурила жалобщиков
Да побольше того-де челомбитчиков, -
Да я теперь на Чурила да суда-де не дам».
Да говорил-де Владимир таково слово:
«Да ты, премладыи Чурилушко сын Плёнкович!
Да хошь ли идти ко мне во стольники,
Да во стольники ко мне, во чашники?»
Да иной от беды дак откупается,
А Чурило на беду и нарывается.
Да пошел ко Владимиру во стольники,
Да во стольники к ему, во чашники.
Приехали они ужо во Киев-град,
Да свет-государь да Владимир-князь,
На хороша на нового на стольника
Да завел государь-де да почестный пир.
Да премладыи Чурило-то сын Плёнкович
Да ходит-де ставит дубовы столы,
Да желтыми кудрями сам потряхивает,
Да желтые кудри рассыпаются,
А быв скатен жемчуг раскатается.
Прекрасная княгиня та Апраксия
Да рушала мясо лебединое;
Смотрячись-де на красоту Чурилову,
Обрезала да руку белу правую.
Сама говорила таково слово:
«Да не дивуйте-ка вы, жены господские,
Да что обрезала я руку белу правую:
Да помешался у мня разум во буйной голове,
Да помутилися у мня-де очи ясные,
Да смотрячись-де на красоту Чурилову,
Да на его-то на кудри на желтые,
Да на его-де на перстни злаченые.
Помешался у мня разум во буйной голове,
Да помутились у меня да очи ясные».
Да сама говорила таково слово:
«Свет-государь ты, Владимир-князь!
Да премладому Чурилу сыну Плёнковичу
Не на этой а ему службы быть,
Да быть ему-де во постельниках,
Да стлати ковры да под нас мягкие».
Говорил Владимир таково слово:
«Да суди те бог, княгиня, что в любовь ты мне пришла
Да кабы ты, княгиня, не в любовь пришла, -
Да я срубил бы те по плеч да буйну голову.
Что при всех ты господах обесчестила».
Да снял-де Чурилу с этой большины,
Да поставил на большину на ийную,
Да во ласковые зазыватели, -
Да ходить-де по городу по Киеву,
Да зазывати гостей во почестной пир.
Да премладыи Чурило-то сын Плёнкович
Да улицми идет да переулками,
Да желтыми кудрями потряхивает.
А желтые-ты кудри рассыпаются.
Да смотрячись-де на красоту Чурилову,
Да старицы по кельям онати они дерут,
А молодые молодицы в голенища с…,
А красные девки-отселья дерут.
Да смотрячись-де на красоту Чурилову,
Да прекрасная княгиня та Апраксия
Да еще говорила таково слово:
«Свет-государь ты, Владимир-князь!
Да тебе-де не любить, а пришло мне говорить.
Да премладому Чурилу сыну Плёнковичу
Да не на этой а ёму службы быть,
Да быти ему во постельниках,
Да стлати ковры под нас мягкие».
Да видит Владимир, что беда пришла,
Да говорил-де Чуриле таково слово:
«Да премладыи Чурило ты сын Плёнкович!
Да больше в дом ты мне не надобно.
Да хоша в Киеве живи, да хоть домой поди»,
Да поклон отдал Чурила да и вон пошел.
Да вышел-то Чурило-то на Киев-град,
Да нанял Чурило там извозчика,
Да уехал Чурило на Почай реку,
Да и стал жить-быть а век коротати.
Да мы с той поры Чурилу в старинах скажем,
Да отныне сказать, а будем до веку.
А и диди, диди, дудай,
Боле вперед не знай!