Былины

Два девяносто-то мерных верст,
Промежду обедни и заутрени,
Ускоки давать кониные,
Что выметывать раздолья широкие,
А бьюсь я, Иван, о велик заклад,
Не о сте рублях, не о тысячу -
О своей буйной голове».
За князя Владимира держат поруки крепкие
Все тут князи и бояра,
Тута-де гости-корабельщики.
Закладу оне за князя кладут на сто тысячей;
А никто-де тут за Ивана поруки не держит, -
Пригодился тут владыка черниговский:
А и он-то за Ивана поруку держит,
Те он поруки крепкие.
Крепкие на сто тысячей.
Подписался молодой Иван Гостиный сын,
Он выпил чару зелена вина в полтора ведра,
Походил он на конюшну белодубову
Ко своему доброму коню,
К бурочку-косматочку, троелеточку
Падал ему в правое копытечко,
Плачет Иван, что река течет:
«Гой еси ты, мой добрый конь,
Бурочко - косматочко, троелеточко!
Про то ты ведь не знаешь, не ведаешь
А пробил я, Иван, буйну голову свою,
Со тобою, добрым конем;
Бился с князем о велик заклад:
А не о сте рублях, не о тысячу,
Бился с ним о сте тысячей,
Захвастался на три ста жеребцов,
И на три жеребца похваленые:
Сив жеребец да кологрив жеребец,
И третий жеребец - полонен Воронко, -
Бегати-скакать на добрых конях,
Из Киева скакать до Чернигова
Промежду обедни, заутрени,
Ускоки давать кониные,
Что выметывать раздолья широкие».
Провещится ему добрый конь,
Бурочко-косматочко, троелеуочко,
Человеческим русским языком:
«Гой еси, хозяин ласковый мой!
Ни о чем ты, Иван, не печалуйся:
Сива жеребца того не боюсь,
Кологрива жеребца того не блюдусь,
В задор войду - у Воронка уйду.
Только меня води по три зори,
Медвяною сытою пои
И сорочинским пшеном корми.
И пройдут те дни срочные,
И те часы урочные,
Придет от князя грозен посол
По тебя-та, Ивана Гостиного;
Чтобы бегати-скакати на добрых на конях;
Не седлай ты меня, Иван, добра коня,
Только берись за шелков поводок;
Поведешь по двору княженецкому,
Вздень на себя шубу соболиную,
Да котора шуба в три тысячи,
Пуговки в пять тысячей;
Поведешь по двору княженецкому,
А стану-де я, бурко, передом ходить,
Копытами за шубу посапывати
И по черному соболю выхватывати,
На все стороны побрасывати, -
Князи-бояра подивуются;
И ты будешь жив - шубу наживешь,
А не будешь жив - будто нашивал».
По сказанному и по писаному:
От великого князя посол пришел,
А зовет-то Ивана на княженецкий двор,
Скоро-де Иван наряжается
И вздевал на себя шубу соболиную,
Которой шубе цена три тысячи,
А пуговки вольящатые в пять тысячей;
И повел он коня за шелков поводок.
Он будет-де, Иван, середи двора княженецкого,
Стал его бурко передом ходить,
И копытами он за шубу посапывати
И по черному соболю выхватывати,
Он на все стороны побрасывати;
Князи и бояра дивуются,
Купецкие люди засмотрелися.
Зрявкает бурко по-туриному,
Он шип пустил по-змеиному,
Три ста жеребцов испужалися,
С княженецкого двора разбежалися,
Сив жеребец две ноги изломил,
Кологрив жеребец тот и голову сломил,
Полонен Воронко в Золоту Орду бежит,
Он, хвост подняв, сам всхрапывает.
А князи-то и бояра испужалися,
Все тут люди купецкие,
Окарачь оне по двору наползалися,
А Владимир-князь со княгинею печален стал,
По подполью наползалися.
Кричит сам в окошечко косящатое:
«Гой еси ты, Иван Гостиный сын!
Уведи ты уродья со двора долой,
Просты поруки крепкие,
Записи все изодраные».
В та поры владыка черниговский
У великого князя на почестном пиру
Велел захватить три корабля на быстром Непру,
Велел похватить карабли
С теми товары заморскими:
«А князи-де и бояра никуда от нас не уйдут».