Былины

Уж ли было у детины да у возлюбленна,
Он наделся нынь перёд да в цветно платьице
И пошел он, Лука, да во божью церкву,
И подходит к алтарю да нынь подслушиват,
Да каки же ныне поют пенья церковные?
Да поют бы нынь пеньё последнее.
Ему совестно бы стало да добру молодцу,
Он бы проспал обедню да воскресенскую:
Он пошел бы, Лука, да вдоль бы о море,
Он ходил бы, Лука, да вдоль о моря.
Тут летит-то змея да лютоедная,
Лютоедная змея да всё сорокопеяя:
«Я хочу тебя, Лука, да бы силком сглотну,
Да хочу тебя, Лука, да в хобота складу».
И схватила бы Луку да Степановича,
Забрала бы нынь во хоботы широкие,
Унесла нынь Луку да за синё море,
Как на те же бы горы на высокие,
Да на ту же земельку на Турецкую.
Тут разоспалася бы змея да серопёрая,
Тут распахнула хобота свои, большие хобота.
Выходил-то Лука нынь сын Степанович,
Он смотрел бы он теперь да во все стороны,
Да в одной бы стороны да море синее,
Во другой бы стороны да поля чистые,
Да по третьей стороны горы высокие,
Во четвертой стороны ой да лесы темные.
Он подыскивал себе ныне поленичко,
Вот полено бы оно да бы теперь бревно,
Он бы взял то бровешко да во белы руки,
Воздымал бы то бровешко да выше головы,
Опускал то бровешко да во люту змею,
Он разбил бы, разломил ей телечь голову.
Тут пропала так змея ныне лютоедная.
Он отправился, детинка да добрый молодец,
Не долго ли он шел, не коротко ли -
Он сам всё, детинка, да прирасплакался.
Он и сел тогда, детинка, да на сыру землю:
«Привязалось, верно, горюшко ко добру,
Да ко доброму всё да к добру молодцу,
Да который он бы может да горе мыкает,
Горе мыкати и детина да слёзно плакати».
Он выходит бы, детина, да на круты горы,
Он и смотрит, детина, да во все стороны.
Да в одной бы стороны горы высокие,
Да в другой стороны там поля чистые,
Во третьёй стороны море синее.
Там и видит - впереди сила стоит,
Стоит силушка великая.
Сосчитал он, сосметкал всех бы до единого,
Их немножко тут стоит, да тридцать тысячей.
Тут пошел бы Лука да сын Степанович
Да на эту бы ныне силушку великую:
«Еще что стоите, удалы да добры молодцы?
Вы какой же земли, какого царства вы?» -
«Мы того же турецкого, мы того царя,
Мы из той же земли со всё Турецкоей». -
«Каковой же ваш-от царь ле нынь приимчивый,
Он приимчивый ле царь ай ле хороший той?» -
«Да приимчивый царь наш бы хороший той,
Он примат таких людей да заходящиих,
Заходящиих людей да заблудящиих».
Распростился Лука дак с силой великоей,
Он держит еще бы тут путь, вперед идет.
Он долго ли тут шел ли, не коротко ли,
Завидел нынче силушку великую.
Сосметал он, сосчитал всех до единого.
Он подходит нынь ко той силы великоей,
Он здоровается со силоей великоей:
«Уж вы здравствуйте тут, удалы добры молодцы,
Вас немного стоит - двадцать тысячей,
Сосметал я теперича до единого.
А каков же бы ваш теперя ваш-от царь?
Принимает ли таких людей заходящиих,
Заходящиих бы людей, заблудящиих?» -
«Наш хорошой бы царь, нам бы нравится,
Принимат бы таких людей, ему надобны».
И распростился Лука, он пошел вперед.
Он и долго шел теперь, коротко ли,
Он ведь вышел на горы да на высокие,
Тут завидел теперь бы ихний стольный град
И кругом его силы-то много-множество.
И подходит нонь ко силушке великоей,
И здоровается со силой со великоей:
«Вы примаете ли таких людей заходящиих,
Заходящиих людей бы, заблудящиих?» -
«Принимают у нас всех людей хороших,
Заблудящиих людей да заходящиих», -
«Запустите-ко, ребята, мня во ваш-от град,
Да спустите вы меня да к самому царю».
И тут бы взяли тут ребята да добра молодца
И вели его теперь да к самому царю.
Как бы царь бы он тут нынь взрадовался же:
«Да такого бы сынка да принимать можно».
И говорил бы Лука да сын Степанович:
«Да прими хошь ты меня во стольнички».
Принимал-то тогда его царь во стольнички.
Он и долго ли тут жил да не коротко, ли,
На честных бы он пирах он все бы стольничал.
Тут с царевною они все соглашались бы.
Как царевна тут его нынь возлюбила она.
Как бы ложечку хошь сронит - она тут кланяется.
Вот они тут, бат, да согласилися.
Вот и стали тут бояра жалиться,
Тут и стали на его всё да возноситься:
«Как бы все у нас служат ды службу царскую,
Еще нет только службы ему царскоей».
Да удумали они бы нынь царю соврать,
Чтоб послать его бы в земли во дальние,
Сослужить бы ему службу царскую
Да во том бы царстве да во дальныем:
Как бы есть там бы хитрости-мудрости,
Разузнати бы ему хитрости-мудрости, -
Не убьют ли его тут бы, не уходят ли,
Не воротится он да бы назад потом.
Призывал бы царь его да нынь турецкий же,
Он и сказыват ему бы службу царскую,
Поезжать бы ему во земли дальние,
Там узнать бы все хитрости-мудрости:
«Сосходить бы тебе в землю дальнюю,
Разузнать бы тебе хитрости да мудрости».
Отправлялся детина да суряжался он,
Отправлялся детина да в землю в дальнюю,
Распознати те хитрости бы, мудрости
Как к тому бы царю да земли дальноей.
Он приехал во земли во дальние,
Показали ему все хитрости-мудрости:
Там накопаны копы да земли медныей,
Там отправлены мины нынче с порохом.
Не спускают к этим минам бы с порохом
И направляют эти мины да с порохом.
Это списал он все эти хитрости-мудрости,
Все бы эти нынче мины бы с порохом,
И узнал бы, как ныне снаряжают их,
Еще как бы эти мины их спущают их.
Обратиться нынь теперича назад ему.
И приехал нынь к царю да ко турецкому:
«Сослужил я те нынче службу верную,
Тебе верную службу да неизменную,
Я смотрел все эти хитрости-мудрости:
Там заряжены бочки нынь бы с порохом,
Разрывают нынче землю да они всё поверхнюю»,
Опять дал ему царь волю вольнюю.
Тогды взял он царевну себе взамуж же.
Долго-ли он жил да не коротко ли,
Его стала жена нынче беременна.
Принесла ему, детинушке бы, двух сынов.
Долго ли он жил тут, не коротко ли,
Его стали нынче дети да дивны умницы.
И накинули опять на его служебку.
Как несутся бояра кособрюхие:
«Он живет у царя во чужом царстве же,
Он хозяином живет нынь, не работает.
Он пущай-ко съездит во земли во дальние,
Он изведает пущай да хитрости-мудрости,
Привезет пущай птичку заморскую».
И вернулся нынь Лука да сын Степанович
Он к тому ли ко царю да ко турецкому,
Говорит ему тогда да таковы слова:
«Сослужил-то бы теперь я службу верную,
Сослужил я теперь да неизменную,
Я привез тебе, чего ныне надобно».
Тогда жил он теперь долго ли, коротко ли,
Тут бы стал он с женою соглашатися,
Они зачали промеж собой разговаривати,
Да ко своей ли стороны домой идти:
«И над нами бы бояр а все выгаляются,
Выгаляются они да нынче зуб грызут,
Все они бы нонь царю да нынче кляузят
И хотят-то упекчи-то нас до смерти же.
Мы направим-ко теперича черлен кораб,
И отправимся теперь мы во свою землю,
Ко тому бы ко князю ко Степанову».
И суряжался, снаряжался добрый молодец,
Он забрал жену да чадов милыих,
Распрощался бы теперь нынь с родом-племенем,
Распрощался с царем да всё турецким же
И отправился детина да о синё морё.
Тут бежал он долго ли, коротко ли,
Он бежит о горы да всё высокие,
Тут играют богатыри всё могучие,
Они играют нонь как бы мячиком.
Как бы старшему сыну захотелося
С богатырями бы поиграть бы нынь,
А этого бы мячика похватать бы нынь.
Соскочил он с кораблика же наземь нынь,
Он скочил бы на гору да на высокую.
Тут бы зачали играть они ныне мячиком.
Как бы кинул бы Илья да во первой након -
Тут схватил его мальчик во белы руки.
Во другой раз теперь да перекинулся.
Осердился тут бы Илья да Муромец:
«Да какой же мальчишка нынь играт со мной,
Да кака же у мальчишки нынче сила же,
Да не подхватыват нынь мальчишка мячика».
Со сноровки он кинул нож во белу грудь.
Тут и пал его сынок бы на сыру землю.
Пристал ко горы Лука да сын Степанович:
«Ой ты ой еси, Илья, да Илья Муромец,
Помешал у мня дитяти на сырой земле.
На что ж было тебе грудь ножом садить,
Ножом садить со сноровкою?»
И тогда бы нонь Илья да извиняется:
«Есть же у тебя тут чадо милое,
Чадо милое твое да одинакое,
Тебе можно на него бы насмотретися».
И отправился Лука да сын Степанович,
Да оставил тут дитя-чада милого.
Он отправился теперь к себе домой,
Да приехал бы Лука да к своему отцу.
Он стал бы жить тут веки вечные
И княжить теперь да нонь с княгинею.