Былины

Народился Ванька Удовкин сын,
Приходил он к царю Волшану Волшанскому,
А бьет-то Ванька Удовкин сын
О той о залоге о великия:
«Ай же ты, царь Волшан Волшанович!
А есть у тебя любимая дочь,
А тая Марья есть Волшановна.
А отдай-повыдай за меня замуж,
А бью я с тобой о велик заклад:
Буду я от тебя обряжатися;
Если я не обряжуся зде -
Тожно секи буйну головушку;
А если я обряжуся зде -
Так отдать тебе любиму дочь за меня замуж».
Ударили они о велик заклад.
Пошел-то Ванька Удовкин сын,
Пошел Ванька обряжатися,
Не дойдет Ваньке сидеть-то тут,
Сидеть Ваньке, усиживать.
Вставает Ванька поутру ранешенько,
Умывается Ванюшка белешенько,
Трется в миткалиново полотенышко,
Молится Николы Можайскому,
Еще пресвятой богородицы,
Самому Христу, царю небесному:
«Вы храните меня, милуйте».
Да тут опять Ваньке не дойдет сидеть,
Сидеть Ванюшке, усиживать;
Обвернулся Ванька горносталем,
Сманул Ванька в подворотенку,
Заходил в палату во царскую,
В палаты обвернулся добрым молодцем,
Целовал-миловал он Марью Волшановну;
Целует он, сам прощается:
«Прощай, свет, моя любезная!
Смогу ли я обрядитися?»
Обвернулся Ванька горносталем,
Опять сманул в подворотенку,
Пошел-поскакал по чисту полю;
Прошел-проскакал тридевять вязов,
Тридевять вязов, тридевять цветов,
Зашел за тый ли за единый вяз,
И сидит там, добрый молодец.
Вставает царь Волшан Волшанович,
Поутру вставает ранешенько,
Взимает в руки книгу волшанскую.
Начала ему книга волховать и высказывать?
«Вставал-то Ванька Удовкин сын,
Вставал поутру ранешенько,
Умывался Ванюшка белешенько,
Утирался в миткалиново полотенышко,
Молился Николы Можайскому,
Еще пресвятой богородицы,
Самому Христу, царю небесному:
«Вы храните меня, молодца, милуйте».
Обвернулся Ванька горносталем,
Сманул Ванюшка в подворотенку,
Заходил в палату во царскую,
Во палаты обвернулся добрым молодцем,
Целовал он, миловал Марью Волшановну;
Целует он, сам прощается:
«Прощай, свет, моя любезная!
Смогу ли я обрядитися?»
Обвернулся Ванька горносталем,
Опять сманул он в подворотенку,
Пошел-поскакал по чисту полю;
Прошел-проскакал тридевять вязов,
Тридевять вязов, тридевять цветов,
Зашел за тый ли за единый вяз,
И сидит там, добрый молодец».
Проговорил царь Волшан Волшанович:
«Подите, слуги, возьмите его».
Пошли слуги и взяли его,
Привели к царю Волшану Волшановичу.
Смолился Ванька Удовкин сын,
Поклонился царю Волшану Волшановичу:
«Ай же ты, царь Волшан Волшанович!
Есть ли грешному прошеньице?
Прости-тко в этой вины великоей».
Тут-то царь Волшан Волшанович,
Тут он и сам пораздумался.
Простил он Ваньке сыну Удовкину.
Говорит Ванька Удовкин сын:
«Ай же ты, царь Волшан Волшанович!
Ударим опять о велик заклад:
Буду еще от тебя обряжатися». -
«Ступай, Ванька Удовкин сын,
Обряжайся еще другой раз».
Ушел Ванька Удовкин сын.
Вставал поутру он ранешенько,
Умывался Ванюшка белешенько,
Утирался в миткалиново полотенышко,
Молится Николы Можайскому,
Еще пресвятой богородицы,
Самому Христу, царю небесному:
«Вы храните меня, милуйте».
Да тут опять Ваньке не дойдет сидеть,
Сидеть Ваньке, усиживать;
Обвернулся Ванька горносталем,
Сманул Ванька в подворотенку,
Заходил в палату во царскую,
В палаты обвернулся добрым молодцем,
Целовал-миловал он Марью Волшановну?
Целует он, сам прощается:
«Прощай, свет, моя любезная!
Смогу ли я обрядитися?»
Обвернулся Ванька горносталем,
Опять он сманул в подворотенку,
Пошел-поскакал по чисту полю;
Прошел-проскакал тридевять вязов,
Тридевять вязов, тридевять цветов,
Тридевять цветов, тридевять дубов,
Зашел за тый ли за единый дуб,
И сидит там, добрый молодец.
Встает царь Волшан Волшанович,
Поутру вставает ранешенько,
Взимает в руки книгу волшанскую.
Начала ему книга волховать и высказывать;
«Вставал-то Ванька Удовкин сын,
Вставал поутру ранешенько,
Умывался Ванюшка белешенько,
Утирался в миткалиново полотенышко,
Молился Николы Можайскому,
Еще пресвятой богородицы,
Самому Христу, царю небесному:
«Вы храните меня, молодца, милуите».
Обвернулся Ванька горносталем,
Сманул Ванюшка в подворотенку,
Заходил в палату во царскую,
Во палаты обвернулся добрым молодцем,
Целовал он, миловал Марью Волшановну,
Целует он, сам прощается:
«Прощай, свет, моя любезная!
Смогу ли я обрядитися?»
Обвернулся Ванька горносталем,
Опять сманул он в подворотенку,
Пошел-поскакал по чисту полю;
Прошел-проскакал тридевять вязов,
Тридевять вязов, тридевять цветов,
Тридевять цветов, тридевять дубов,
Зашел за тый ли за единый дуб,
И сидит там, добрый молодец».
Проговорит царь Волшан Волшанович.
«Подите, слуги, возьмите его».
Пошли слуги и взяли его,
Привели к царю Волшану Волшановичу.
Смолился Ванька Удовкин сын,
Поклонился царю Волшану Волшановичу.
«Ай же ты, царь Волшан Волшанович!
Есть ли грешному прошеньице?
Прости-тко в этой вины великоей»,
Тут-то царь Волшан Волшанович,
Тут-то он и сам пораздумался.
Простил он Ваньке сыну Удовкину.
Говорит Ванька Удовкин сын:
«Ай же ты, царь Волшан Волшанович!
Если не обряжуся в третий раз, -
Ничего у меня не спрашивай,
А прямо секи буйну голову».
Отпустил царь Ваньку сына Удовкина,
Дал ему срока-времечка третий раз,
Еще третий раз обрядитися.
Опять Ванька сряжается,
Опять Ванюшка обряжается.
Обряжается Ванюшка третий раз.
Обвернулся Ванька Горносталем,
Сманул Ванюшка в подворотенку,
Заходил в палату во царскую,
Во палаты обвернулся добрым молодцем,
Целовал он, миловал Марью Волшановну;
Целуется он, сам прощается:
«Прощай, свет, моя любезная!
Смогу ли я обрядитися?»
Обвернулся Ванька горносталем,
Опять он сманул в подворотенку,
Пошел-поскакал по чисту полю;
Прошел-проскакал тридевять вязов,
Тридевять вязов, тридевять цветов,
И выскочил Ванька на крут бережок,
Пошел-поскакал о сине море,
По этому по крутому по бережку,
Пришел-прискакал к сыру дубу.
Сидят птицы, дети Могуль-птицы;
Сидят они - все перезябнули,
Сидят они - все перемокнули,
Сидят они - все перехолоднули.
Тут-то Ванька Удовкин сын
Видит, что им беда пришла, -
Перемокнут, перезябнут, перехолодуют, -
Скидывал с себя цветной кафтан,
Покрывал этих детей птицы Могуль-птицы.
Налетела тут птица Могуль-птица,
Отворила органу великую,
Хочет сглонуть-съесть Ваньку Удовкина.
Смолилися же дети ейнины:
«Ай же ты, родна наша матушка!
Не тронь удала добра молодца:
Это пришел к нам батюшка,
Слободил от смерти от напрасный, -
Все бы мы перезябнули,
Все бы мы перемокнули,
Ни одного жива не было».
Тут-то птица Могуль-птица
Говорит-промолвит таковы слова:
«Ай же ты, Ванька Удовкин сын!
Почему же ты зашел-загулял сюда,
А кто тебя занео сюда?»
Тут-то Ванька,смолился ей:
«Ай же ты, птица Могуль-птица!
Не можешь ли слободить от смерти напрасный,
Обрядить от царя Волшана Волшанского.»
Проговорит птица Могуль-птица:
«Могу обрядить от царя Волшана Волшанского».
И вырвала птица из правого из крылышка,
Из крылышка из правого три пёрышка,
И вырвала она, подавает ему,
Давает огнйвце, во-третьиих:
«Поди-ка ты, Ванька Удовкин сын,
Заходи-ка во палату во царскую
И помазуй перышками моими птичьими
Того ли царя Волшана Волшанского;
Помазуй, а сам выговаривай:
«Помазую я, заклинаю все твои книги волшанские
И все твои слова проклятые».
Еще секи ты огнивце птичие
Над верхом над царем Волшаном Волшанскиим,
Секи, а сам выговаривай:
«Засекаю я, заклинаю все твои книги волшанские
И все твои слова проклятые,
Чтобы та книга не волховала, не просказывала
Про меня, про добра молодца».
Обрядись-ка ты под кровать ему,
Не найти ему тебя, добра молодца».
Тут-то Ваньке не дойдет сидеть,
Сидеть Ванюшке, усиживать,
Опять он бежал скорым-скоро;
Обвернулся Ванька горносталем,
Заходил во палату во царскую
И помазывал перышками птичьими
Того ле царя Волшана Волшанского;
Помазует, а сам выговаривает:
«Помазую я, заклинаю все твои книги волшанские
И все твои слова проклятые».
И начал сечь огнивце птичие
Над верхом над царем Волшаном Волшанскиим;
Сечет, а сам выговаривает:
«Засекаю я, заклинаю все твои книги волшанские
И все твои слова проклятые,
Чтобы та книга не волховала, не предсказывала
Про меня, про добра молодца».
Сказал и сел под кровать ему.
Вставает царь Волшан Волшанович,
Поутру вставает ранешенько,
Взимает в руки книгу волшанскую.
И начала книга волховать и высказывать:
«Вставал Ванька ранешенько.
Умывался Ванька белешенько,
Утирался в миткалиново полотенышко;
Обвернулся Ванька горносталем,
Сманул Ванюшка в подворотенку,
Заходил в палату во царскую,
Во палаты обвернулся добрым молодцем,
Целовал он, миловал Марью Волшановну;
Целуется он, сам прощается:
«Прощай, свет, моя любезная!
Смогу ли я обрядитися?»
Обвернулся Ванька горносталем,
Опять он сманул в подворотенку,
Пошел-поскакал по чисту полю;
Прошел-проскакал тридевять вязов,
Тридевять вязов, тридевять цветов,
И выскочил Ванька на крут бережок;
Пошел-поскакал о сине море,
По этому по крутому по бережку,
Пришел-прискакал ко сыру дубу.
Сидят птицы, дети Могуль-птицы;
Сидят они - все перезябнули,
Сидят они - все перемокнули,
Сидят они - все перехолоднули.
Тут-то Ванька Удовкин сын
Видит, что им беда пришла, -
Перемокнут, перезябнут, перехолодуют, -
Скидывал с себя цветной кафтан,
Покрывал этых детей птицы Могуль-птицы.
Налетела тут птица Могуль-птица,
Отворила ортину великую,
Хочет сглонуть-съесть Ваньку Удовкина.
Смолилися же дети ейные:
«Ай же ты, родна наша матушка!
Не тронь удала добра молодца:
Это пришел к нам батюшка,
Слободил от смерти от напрасный, -
Все бы мы перезябнули,
Все бы мы перемокнули,
Ни одного жива не было».
Тут вышел Ванька с сыра дуба,
Обвернулся Ванька горносталем,
Вошел в палату во царскую».
Говорит царь Волшан Волшанович:
«Подите, слуги, ищите Ваньку Удовкина,
Есть Ванька в моей палаты во царския».
Искали, искали - не могли найти.
Разгорелося сердце царское,
Он взял эту книгу волшанскую,
Растопил печь докрасна.
Бросил в печь книгу волшанскую.
Сам говорил таковы слова:
«Ну, Ванька Удовкин сын!
Как………
Так выдам за тебя любезную дочь».
Выскакал тут Ванька Удовкин сын
Из-под той с-под кроваточки царския.
Говорил царь Волшан Волшанович:
«Обрядился ты от царя Волшана Волшанского,
От той от книги волшанския, -
Пора честным пирком и за свадебку».
И выдал свою любезную дочь
За того за Ваньку сына Удовкина.
Стал тут Ванька жить да быть,
Жить да быть, семью сводить.
Как преставился царь Волшан Волшанович,
Попрошают его, Ваньку, на место царское,
И почал Ванюшка царствовать.