Былины

Ходил Дунаюшко да из орды в орду,
Из орды в орду да из земли в землю;
Пришел Дунай к королю в орду.
Уж он три года служил да во конюшниках,
Уж он друго три служил да он во ключниках.
Уж он третье три служил да на новых сенях.
Уж он день стоит да на новых сенях,
Ночку спит да в новой спаленке,
Он на той кроваточке тесовый,
Он на той периночке пуховый,
Спит со душенькой с Настасьей-королевичной,
У того ли короля да шаховинского
Заводилось пированьице, почестей пир.
Не зовут Дуная на почестей пир,
Он походит, Дунай, да на почестей пир.
Унимат его Настасья-королевична:
«Не ходи, Дунай, да на почестей пир;
Не ровно, Дунаюшко, похвастаешь,
Не ровно словечико вымолвишь».
Не слушал Дунай Настасьи-королевичной,
Он походит, да Дунай, на почестей пир,
Он садился, Дунай, да за средни столы,
Еще вси на пиру да напивалися,
Еще вси-ты на честном да пьяные-вёселы,
Еще вси на пиру да прирасхвастались:
Иной - тот ведь хвастат золотой казной,
А иной - тот ведь хвастат добрым конем,
А иной - тот ведь хвастат вострым копьем,
А и умной - тот хвастат отцом-матушкой,
Да безумный - тот хвастат молодой женой,
Неразумный - тот хвастат родимой сестрой.
Тут сидит Дунаюшко, не ест, не пьет,
Он не ест, не пьет, да и не кушает,
Он ничем, Дунай, да не похвастает.
Тут спроговорил король да шаховинские:
«Уж ты что же, Дунаюшко, не ешь, не пьешь,
Ты не ешь, не пьешь, не кушаешь?» -
«Еще нечем мне, Дунаюшку, похвастати:
У мня нету, Дуная, золотой казны,
У мня нету, Дунаюшка, добра коня,
У мня нету, Дунаюшка, востра копья,
У мня нету, Дуная, отца-матушки,
У мня нету, Дуная, молодой жены,
У мня нету, Дуная, родимой сестры.
Уж я столько, Дунаюшко, похвастаю:
Я ходил-гулял да из орды в орду,
Из орды в орду да из земли в землю;
Я пришел, Дунай, к королю в Литву.
Уж я три года служил у вас в конюшниках,
Уж я друго три служил у вас во ключниках,
Уж я третье три служил да на новых сенях.
Уж я день стою да на новых сенях,
Уж я ночку да в новой спаленке,
Я на той кроваточке тесовый,
Я на той периночке пуховый
Сплю со душенькой с Настасьюшкой с королевичной».
Тут не синее море сколыбалося -
Королевское сердце разгорелося,
Тут скричал король во первой након:
«Уж вы ой еси, пановья-улановья,
Вы такие злы поганые татарина!
Вы берите Дуная да за белы руки,
Вы ведите Дуная во чисто поле,
Отрубите у Дуная буйну голову».
Тута брали его панове-уланове,
И таки злы поганы татарины,
Поводили Дуная во чисто поле,
Приводили Дуная на широкий двор:
Тут спроговорил Дунай да таково слово:
«Уж вы ой еси, панове-уланове,
Вы такие злы поганы татарины!
Проводите тут Дуная вдоль по улице».
Проводили тут Дуная вдоль по улице.
Тут скричал Дунай во первой након:
«Ты прости, прости, вольный белый свет,
Прости, душенька Настасья-королевична!
Приупито было, приуедено,
В красни, в хороши да приухожено,
На белой груди да приулёжано».
Во первой након Настасьюшка не слышала.
Он скричал, Дунай, да во второй након:
«Ты прости, прости, да вольный белый свет,
Прости, душенька Настасья-королевична!
Приупито было, приуедено,
В красни, в хороши да приухожено,
На белой груди было улёжано».
Во второй након Настасьюшка услышала,
Бросалася Настасьюшка по плеч в окно:
«Уж вы ой еси, панове-уланове,
Вы таки злы поганы татарины!
Вы ведите Дуная на широкий двор,
Вы возьмите со конюшна двора конюха.
Вы сведите ёго да во чисто поле,
Отрубите у ёго да буйну голову».
Приводили Дуная да на широкий двор.
Надавала она злата, много серебра,
Отпустила Дуная на свою волю,
Сама уехала да во чисто поле.