Былины

Жил князь Роман Васильевич.
И стават-то по утру-то по раннему,
Он пошел во чисто поле гулятися,
Он со Марьей-то со Юрьевной.
Как во ту пору да и во то время
Подхватил Возьяк да Котобрульевич,
Подхватил он Марью-то дочь Юрьевну,
Он увез-увел да во свою землю,
Во свою землю да во Литовскую,
Во Литовскую да во Ножовскую.
Он привез ко матушки Оруды Бородуковны:
«Уж ты ой еси, матушка Оруда Бородуковна!
Я слугу привел тебе, работницу,
Я работницу тебе, пособницу».
Говорит тут матушка Оруда Бородуковна:
«Не слугу привел мне, не работницу,
Ты привел себе да сопротивницу;
Она сидять будет у тя во горнице
Сопротив твоего лица белого».
Тому Возьяк да не ослышался.
Он заходит во гринюшку столовую,
Он берет ей за белы руки,
Еще хочет целовать да в сахарны уста.
Говорит тут Марья-то дочь Юрьевна.
«Уж ты ой еси, Возьяк да Котобрульевич.
Не бери меня да за белы руки,
Не целуй меня да в сахарны уста.
Еще греют ле у вас да по два солнышка,
Ещё светят ле у вас да по два месяца,
Еще есть ли у одной жены по два мужа?
Ты сходи-съезди ты во ту землю,
Ты во ту землю да во Литовскую,
Во Литовскую да во Ножовскую;
Ты не увидишь ле там князя Романа Васильевича?
Ты ссеки у его да буйну голову,
Я тогда тебе буду молода жена».
Тому Возьяк да не ослышался,
Он ушел во ту землю да во Литовскую,
Во Литовскую да во Ножовскую.
Как во ту пору да и во время вздумала
Оруда себе бал собрать.
Наварила она да пива пьяного,
Накурила она да зелена вина,
Назвала себе татарочек-углавночек,
Посадила татарочек тут всех за стол
И тут садила Марью ту дочь Юрьевну,
Еще все на пиру да напивалися,
Еще все на честном да наедалися,
Еще все на пиру да пьяны-веселы,
Как одна сидит Марья да невесела,
Буйну голову сидит повесила.
«Уж ты ой еси, Марья, ты дочь Юрьевна!
Уж ты шо сидишь, наша, невесела,
Буйну голову сидишь повесила?
Еще рюмою ле те обнесла.
Еще чарою ле те обделила?» -
«Ты ни рюмою меня не обнесла,
Ты ни чарою ты не обделила;
Ещё нет у вас да зеленых садов,
Еще негде мне да прогулятися».
Говорит тут матушка Оруда Бородуковна:
«Уж ты ой еси ты, Марья дочь Юрьевна!
Ты поди-гуляй да сколько хочется,
Сколько хочется да сколько можется,
Сколько можется да докуль я велю».
Тут брала ведь Марья золоты ключи,
Отмыкала тут Марья золоти замки,
Вынимала пёрлышки жемчужные,
Рассыпала эти пёрлышки-ти по полу,
Тут ведь стали татарочки сбиратися;
Котора посбирает, та и ослепнет,
Тут ведь все татарочки-ти ослепли.
Тут и стала Марья думу думати,
Еще как попасть дана святую Русь.
И пошла тут Марья дочь Юрьевна,
Дошла до лесов да до дремучиих;
От земли стоят лесы-ти ведь до неба;
Не можно Марье умом подумати,
А не то попасть да на святую Русь.
Поклонилась лесам она низешенько:
«Уж вы ой еси, лесы дремучие!
Разодвиньтесь вы, лесы-ти, надвое,
Пропустите меня да на святую Русь,
Еще за труды-ти я вам заплачу».
Говорят тут лесы-ти дремучие:
«Уж ты ой еси, Марья ты дочь Юрьевна!
Ты стояла, Марья, за закон божий,
Не сронила ты с главы да златых венцей».
Разодвинулись лесы-ти ведь надвое;
Тут прошла Марья-та дочь Юрьевна,
Положила шапочку-ту золоту,
И поклонилась лесам она низешенько:
«Уж вы ой еси, лесы дремучие!
Вы задвиньтесь, лесы, пуще старого,
Пуще старого да пуще прежнего;
Чтобы не прошел Возьяк да Котобрульевич»,
И пошла тут Марья дочь Юрьевна,
Дошла до гор да до высокиих;
От земли тут стоят горы-ти до неба;
Не можно Марьи умом подумати,
А и не то попасть да на святую Русь.
Поклонилась горам она низешенько:
«Уж вы ой еси, торы вы высокие!
Разодвиньтесь вы, горы-ти, надвое,
Пропустите вы меня да на святую Русь;
Еще за труды-ти я вам заплачу».
Говорят тут горы-ти высокие:
«Уж ты ой еси, Марья-та дочь Юрьевна!
Ты стояла, Марья, за закон божий,
Не сронила ты с главы да золоты венцы».
Пропустили тут Марью-ту дочь Юрьевну.
Она положила тут платьице им за труды,
Поклон ил ася горам она низешенько:
«Уж вы ой еси, горы вы высокие!
Вы задвиньтесь, горы, пуще старого
И пуще старого да пуще прежнего,
Чтобы не прошел Возьяк да Котобрульевич».
Тут пошла тут Марья-та дочь Юрьевна,
Она дошла до матушки Бузынь-реки.
Течет матушка Бузынь-река,
Круты бережки да урываются,
А желты пески да унываются,
Со дна каменье да поворачиват;
Не можно Марьи умом подумати,
Не то попасть да на святую Русь.
Поклонилась тут Марья-та дочь Юрьевна:
«Уж ты ой еси, Бузынь-река!
Становись ты, матушка Бузынь-река,
Переходами-ти частыми,
Перебродами-ти мелкими,
Пропусти меня да на святую Русь;
Еще за труды-ти те заплачу».
Говорит тут матушка Бузынь-река:
«Уж ты ой еси, Марья ты дочь Юрьевна!
Ты стояла, Марья, за закон божий,
Не сронила ты с главы да золотых венцей».
И становилась матушка Бузынь-река,
Переходами-ти она частыми,
Перебродами-ти она мелкими.
Тут прошла ведь Марья-та дочь Юрьевна;
Поклонилась она матушке Бузынь-реке:
«Ты тецы-тецы, матушка Бузынь-река,
Пуще старого да пуще прежнего:
Круты бережки да урываются,
А желты пески да унываются,
Со дна каменье да поворачиват».
Она скинула рубашечку бумажную.
Тут пошла ведь Марья-та дочь Юрьевна,
Она дошла до батюшка синя моря, -
На синем-то море плават тут колодника.
«Уж ты ой еси, гнила колодинка?
Приплыви ко мне да ты ко бережку,
Перевези меня да на ту сторону».
Как приплыла гнила колодинка,
Она села, Марья-та дочь Юрьевна,
Она села тут да на колодинку.
Перевезла да ей колодинка
На свою да ей ведь тут на сторону.
Как по утречку тут по раннему
Тут вставит ведь князь Роман Васильевич,
Умывается да ключевой водой,
Утирается да полотенышком;
Говорит тут ведь нянюшкам ведь,
Он ведь верным-то своим служаночкам:
«Уж вы ой еси, вы, нянюшки, вы, манюшки,
Уж вы, верные мои служаночки?
Я поймал будто оленя златорогого,
Златорогого да златошерстного».
Говорят ему нянюшки-ти, манюшки,
Еще верны-ти его служаночки:
«Уж ты ой есь, князь Роман Васильевич?
Не придет ле у нас Марья-та дочь Юрьевна?»
Он пошел тут, князь Роман Васильевич,
Во чисто поле да за охотами.
Он приходит тут ко батюшку синю морю, -
На синём тут море плават ведь колодинка,
На колодинке сидит ведь Марья-та дочь Юрьевна,
Тут берет ведь князь Роман Васильевич,
Он берет ведь ей да за белы руки,
Еще хочет целовать да в сахарны уста.
Говорит тут Марья-та дочь Юрьевна:
«Не бери меня да за белы руки,
Не целуй меня да в сахарны уста;
Я была во той земли да во проклятоей,
Во проклятой и б… безбожноей,
Еще всякой-то я погани наелася,
Я поганого-то духу нахваталася.
Уж ты ой еси, князь Роман Васильевич?
Если я тебе да во люби пришла, -
Ты неси ты платьице тригневное,
Ты тригневное, необновленое.
Если я тебе да не в любви пришла, -
Принеси ты платьице мне черное».
Тому ведь князь Роман Васильевич,
Он тому да не ослышался,
Он пошел ведь к нянюшкам, тут к манюшкам,
Он принес тут платьице тригневное,
Он тригневное, необновленое.
«Ты своди меня да во божью церкву,
Я тогда тебе буду молода жена».