Былины Печоры и Зимнего берега

Плыли, выплывали два гнеда́ тура́,
Навстречу тура́м идет мать родна́:
«Где вы, туры́, были-по́были,
Чего вы, туры́, видели, слушали?»
5 — «Были мы, маменька, во Ша́хове
И были во Ля́хове,
Саратынское поле поперек прошли,
В сто́льной Киев-град во полночь пришли.
Городские-то ворота открывалися,
10 А не чудо, право, мы видели, —
Девицу, в одной она рубашечке без пояса,
В одних чулочиках без шыблетиков,
Забродила она во Пуча́й-реку́,
Брала она книгу Голубе́нную,
15 Клала эту книгу на сер горюч каме́нь,
Не читала она, больше плакала».
Говорила ихна тут мать родна́,
Та ли турица злоторогая:
«Ой вы гой еси, туры́, дети малые,
20 Кака ведь вам тут красна́ девица?
И не турица злоторогая —
Пресвята мать богородица,
Она чует над Киевом невзгодушку,
Чует над городом великую».
25 Нападает на Киев етто Скурлат-царь
С большим сыном со Семёнушком,
Со зятюшком Семёнушкой.
А у его-то, у собаки, силы множество:
По пра́ву руку собаки сорок тысячей,
30 По ле́ву руку собаки сорок тысячей»,
Переди́ его, собаки, сорок тысячей,
Зади́ его, собаки, числа́-смёту нет.
От того-то па́ру лошади́ного,
От того-то то́поту кони́нного
35 Не видно было солнца красного.
Они ставили шатры черна бархата,
Ставили столы дубовые,
Што тот-то царь и Скурла́т-царь,
Садился он на стул на ремё́щатой,
40 Писал он ярлык-грамотку
Тому-то солнышку Владимиру
«Кого послать бы к солнышку?»
Выбирали они из трехсот татарина,
Из трех они сот выбрали тридцать татарин,
45 Из тридцати они выбрали три татарина,
Из трех-то выбрали одного татарина,
Татарина они заморского.
Голова-то у его, как пивной котел,
Шо́рища у его, как больши́ ча́шища,
50 Руки у его, как больши́ гра́блища,
Ноги у его, как больши́ кычы́жища.
Говорил тут ему Скурла́т-царь:
«Поезжай, — грит, — ты в сто́льне-Киев-град,
Поезжай, — грит, — ты не дорогою,
55 Заезжай, — грит, — ты не воротами,
Заходи, — грит, — ты в дом не дверями».

Тут он занес-от до Владимира, он всю силу прикосил, и взяли они Илью Муромца, старого казака, послали. Прикосил он, — грит, — тут всю святу́ орду́.

(Вот я дальше-то и не помню, не знаю, таки врать не буду. Люблю говорить по делу, а без дела не знаю, так и не баю).

——

Марфа Дмитриевна Дуркина

Марфе Дмитриевне Дуркиной, крестьянке из дер. Уег, было в 1942 г. 70 лет. Неграмотная, но очень любознательная и сведущая, она любила рассказывать о своей тяжелой жизни: как перенесла смерть мужа, смерть десяти своих детей, как под старость, больной и одинокой, приходилось жить у чужих людей.

От М. Д. Дуркиной записано четыре былинных текста. В недалеком прошлом сказительница исполняла еще несколько былин, знание которых перешло к ней по семейной традиции. Расспросы собирателей о былинах доставили Марфе Дмитриевне большое удовольствие. Она с гордостью вспоминала отца и мать, которые знали очень много старин, что подтверждали многие жители Уега. Ко времени встречи с собирателем М. Д. Дуркина былины уже не исполняла и плохо помнила. В Уеге пользовалась славой хорошей вопленицы.

22 ПРО ИЛЬЮ МУРОМЦА