– Но из чехов хотя бы холопы вышли хорошие, – продолжил Баюн. – Послушные. Из ляхов даже и этого-то не получилось. Они не стали ждать, пока их другие побьют – сразу сами между собой же передрались до кровавых соплей. После этого, конечно, все подряд стали их завоевывать – да тоже не на добро себе. Воевать-то ляхи никогда не умели, зато бунтовать у них дюже хорошо получалось. Даже поверье пошло – кто, мол, ляхов завоюет, у того в державе сразу все кувырком пойдет, а спустя время держава и совсем развалится. Недаром же слово «ляхи» так на слово «лихо» похоже. Одно лихо от них и есть.
– А третий брат? – с нетерпением спросил Иван.
– А третий брат был вообще редкий лодырь и дурак, – злобно промяукал Баюн. – Прямо как ты. И потому у вас, русов, все обернулось хужей всего. Который век уж в грязи живете, дерьмо жрете. Вы-то ведь народ вообще дурной и никчемный…
– Киса, я те ща усы вырву! – разозлился Иван.
– Потом вырвешь, – хлопнул его по плечу подошедший Яромир. – Торопиться надо.
Яромир таки разузнал о Добрыне Ядрейковиче, но торопиться действительно следовало. Торговый гость аккурат утресь выехал из Киева по Боричеву ввозу и сейчас должен быть на берегу Почайны-реки. Сказывал, сегодня уже отплывет.
До реки Иван с Яромиром бежали со всех ног. Оборотиться волком у самых киевских стен Яромир не посмел – слишком много зевак, неизбежно увидят. Пойдут потом по всей Руси кощуны о княжиче на сером волке…
На их счастье, якоря купцы еще не отдали, паруса еще не подняли. На лодью сноровисто грузили мешки да вьюки… хотя не на лодью. При ближнем рассмотрении оказалось, что на воде покачивается целый струг – да большой, вместительный! Сажен пятнадцати в длину, а то и свыше.
У сходней стоял русобородый детинушка с объемистым животищем. Не старый еще, хотя и не молодой. Одет пышно, богато, на ногах сапожки алые, сафьяновые. Иван глянул на них с грустью, спрятал ногу за ногу, стыдясь своих лаптей. Он хотел прикупить в Киеве новую обувку, да позабыл – а там уж поздно стало.
– Поздорову тебе, боярин, – поклонился детине Яромир. – Ты ли будешь Добрыня Ядрейкович, торговый гость новгородский?
– Я самый и есть, – пробасил купец. – А ты кто будешь, добрый человек? С чем пожаловал?
– Яромиром прозываюсь, – ответил волколак. – С просьбишкой к тебе пожаловал. И с приветом от знакомца твоего.
Грамотку от Садко Добрыня прочел со всем вниманием. Просьбу Яромира выслушал. Но соглашаться не спешил. Пристально обозрев пыльных с дороги путников и особенно задержав взгляд на их неказистой обувке, он хмыкнул:
– Я бы и рад, конечно, на борт вас взять… Садко удружить мне не жалко, человек он хороший, и я ему две ногаты должен… Только струг-то, он того, не бездонный. Загружен уже по самую маковку струг-то мой. Товару-то вы с собой много ли везете?
– Товару мы с собой вовсе никакого не везем, – сказал Яромир. – Все что везем – вот мы сами, оба-двое, да котомки со скарбом.
– А, паломники, значит, – понимающе протянул Добрыня. – Паломничество – дело доброе…
– Нет, и не паломники. Просто путники.
– Ну, мне до ваших целей дела нет, – сказал Добрыня. – Только, как я уж сказал, струг мой полон людей и товару, а плыть ему ох и неблизко… Не могу я вас за просто так взять, хоть за вас и Садко просил.
– А коли мы тебе кунами заплатим? – тряхнул похудевшим за время пути, но все еще звонким кошелем Яромир.
– Да что мне твои куны? – расплылся в улыбке Добрыня. – У меня мошна у самого туга. Дивись-ка, сколько добра на струг погрузил! А пуще того в Киеве расторговал!
– Ишь оно как, – цокнул языком Яромир. – Почитай, большую деньгу поднял?
– То ли нет! – подбоченился Добрыня. – Торговал я в Киеве и тканями дорогими, и маслами оливковыми, и фруктами сладкими, и орехами грецкими, и деревьями заморскими. Кипарисом, тисом, самшитом. Тис – для мебели, самшит – для гребней, кипарис – для икон. Все сгодится, все в дело пойдет. А отсюда в Цареград повезу и того богаче товару! Да у меня там одних только подарков полный чердак!
– Каких подарков? – заинтересовался Иван. – Кому, от кого?
– Известно каких. От киевского князя цареградскому володыке. Зуб рыбий, соболей богатых, птиц охотничьих, да триста ведер медов хмельных.
– Да неужто у цареградцев меда своего нету? – усомнился Иван.
– Нету. Вина нарядные разноцветные – хоть шапкой черпай. А мед – только если от нас привезут.
Яромир смерил хитрым взглядом качающийся на воде струг. Тот и впрямь изрядно просел под тяжким грузом. Воду бортами черпать не собирается, но товару Добрыня навалил изрядно, не поспоришь.
– Гостинцы, значит, везешь, – протянул волколак. – Цареградскому володыке. Подарочки. А не много ли ему одному гостинцев будет?
– И я думаю, что вельми много, – сразу согласился Добрыня. – Но без этого как? Власть – она, Яромир… как по батюшке?..
– А неважно, просто Яромиром величай, без чинов.