«Подлинно рыцарский западноевропейский роман — сказание о Бове» был переведен на Руси в начале XVII века.[80]
Роман заслужил у русских читателей большую популярность. Он привлекал не рыцарским идеалом, а обилием приключений, богатырскими подвигами, сражениями верных и честных людей с недругами. Кроме того, роман заключал в себе множество сказочных мотивов, а сами подвиги рыцарей перекликались с подвигами богатырей русского героического эпоса. Это еще более должно было нравиться читателям повести, круг которых в XVII веке «быстро расширился и демократизовался».[81] Попадая в круги читателей, где помнили и хорошо знали русское народное творчество, где слушали, а возможно, и сами сказывали былины и сказки, повесть о подвигах рыцаря Бовы, уже в западных оригиналах имевшая черты сказочные, теряет западноевропейские черты, все более русифицируется, приобретает черты сказки, а к концу XVII века слагается вторая редакция («Сказание»), очень близкая народной сказке.[82] Судьба переводного романа о Бове-королевиче в русской литературе XVII века ярко свидетельствует о возросшей близости литературы и народного творчества. Переводная повесть оказалась настолько близкой вкусам и интересам демократического читателя XVII и XVIII веков, так сблизилась с фольклором, что перешла в лубочные издания и в устную традицию.[83]Подобно повествованию о Бове, очень полюбился русскому читателю рассказ о приключениях Еруслана Лазаревича, также нерусского происхождения, но вошедший в лубочную литературу и в устную традицию. История повести о Еруслане Лазаревиче интересна вообще, и для нашей темы в частности. Вопросом о происхождении и литературной истории повести занимались многие ученые.[84]
И большинство из них высказывали мнение о происхождении повести на основе свода народно-поэтических материалов. А. С. Орлов высказал предположение, что свод этот был составлен в устной традиции и пришел к нам с Востока через казачью среду и устную передачу.[85]То, что повесть перешла к нам устным путем и была записана книжником, имеет огромное значение. Это говорит о новом отношении к народному творчеству, о той тесной близости между литературой и народным творчеством, которая возникает в XVII веке благодаря тому, что в литературе появляется новый демократический писатель и читатель, что литература XVII века терпит значительные изменения. К какому времени относится переход повести о Еруслане на Русь? Этот вопрос нельзя считать достаточно определенно решенным. Все списки повести относятся к XVII веку, если не принимать во внимание сообщение в «Московском телеграфе» о каком-то списке XVI века,[86]
о котором, кроме этого сообщения, сведений никаких нет. А. С. Орлов считает, что повесть пришла к нам в XVI—XVII веках и пришла она через казачью среду. Если согласиться с этим, то скорее всего можно отнести время ее появления не к XVI, а к XVII веку, так как только к концу XVI века казачество укрепляется на Дону и становится самостоятельной силой. Начинаются активные сношения казаков с Москвой, особенно активизировавшиеся в XVII веке, когда казачья среда приобщается к литературному движению и вносит в фонд общерусской литературы такое произведение, как повесть об Азове.[87]Но когда бы ни пришла повесть о Еруслане Лазаревиче в русскую литературу, в XVII веке она была очень популярна и наполнялась все более и более чертами, свойственными народной сказке и былине. Она нравилась читателям своей фантастикой, обилием занимательных приключений. Сильный и смелый герой привлекал благородством, бескорыстием. Повесть напоминала близкое читателю народное творчество и впоследствии перешла в устную традицию.
Примечательна также судьба повестей о царе Соломоне в русской литературе. Повести эти, известные у нас уже с XIV века и зачисленные в отреченную, запрещенную церковью литературу, к XVII веку переживают весьма интересную судьбу. Они дают материал для былинных переделок, переходят в устное бытование. Переделкой сказаний о Соломоне ученые считают былину о Василии Окульевиче, в сборниках сказок встречаются сказки о царе Соломоне. В рукописных сборниках тексты сказаний о Соломоне очень разнообразны. По словам А. Н. Пыпина, одни из них, «вероятно, были только поучительным и занимательным чтением, другие, напротив, ближе проникли в народное сознание и, изменившись под его влиянием, вошли в состав народной литературы».[88]
Рассмотрение текста XVII века, в котором рассказывается о детстве Соломона, привело А. Н. Пыпина к мысли о том, что этот текст представляет собою повесть, образовавшуюся в результате записи народного рассказа.[89] К XVII веку в цикле повестей о царе Соломоне происходит расслоение: одни так и остаются в сборниках как поучительное, назидательное чтение, другие уходят в народное творчество, бытуют в устной традиции, а потом опять записываются в рукописные сборники.