Былины в записях и пересказах XVII—XVIII веков

А. М. Лобода уделяет старинным записям былинных сюжетов в своей книге «Русский богатырский эпос» довольно значительное внимание. Он примыкает к тем ученым, которые в этих записях видели в той или иной мере книжные переработки былин — тексты, всецело стоящие «на почве книжной словесности допетровской Руси».[19] При этом, по его словам, книжная обработка «сказывалась не столько в привнесении постороннего, чуждого нашему былевому эпосу элемента, сколько в общем обезличивании, обесцвечивании живого народного творчества». «Под пером различных переписчиков, — говорит Лобода, — прежде всего стал исчезать стих, а с ним и вся колоритность, живость и образность народной передачи». Однако «до общего искажения содержания дело еще не дошло, и посторонние примеси можно наблюдать лишь в частностях, да и то в незначительной степени».[20]

Наибольшее обесцвечивание, по словам Лободы, наблюдается в текстах, касающихся Ильи Муромца: они «однообразны и не вносят ничего нового сравнительно с позднейшими записями с голоса».[21]

О чуждых эпосу элементах в рукописных пересказах былины об Илье Муромце и Соловье-разбойнике говорит также, но в ином плане, В. Я. Пропп. По его мнению, это именно «повести», имеющие глубокие идейные отличия от былин, игнорирование этих отличий «нужно считать грубой методологической ошибкой», ибо они часто обусловлены принадлежностью памятников к разной социальной среде. «Так, например, — пишет В. Я. Пропп, — в повести Илья Муромец выспрашивает Соловья о его золотой казне, находящейся в его селе, названном селом Кутузовым. Никакого села Кутузова в былинах мы не знаем. В былинах Илья никогда не выспрашивает и не может выспрашивать Соловья о его богатстве. Наоборот, он всегда отказывается от богатого выкупа, который ему предлагает за мужа жена Соловья». Здесь, по мнению В. Я. Проппа, «отличие народной идеологии былины от идеологии „повести“».[22]

Таким образом, в научной литературе отложились некоторые, далеко не всегда совпадающие друг с другом представления о природе и происхождении рукописных текстов, повествующих о былинных богатырях, представления, которые возникли скорее как общее впечатление от текстов, чем в результате специального изучения вопроса. Как мы увидим в дальнейшем, некоторые из этих представлений, общего или частного порядка, довольно близки к правильному освещению явления, как например изложенные выше предположения Л. Н. Майкова. Другие отмечены однобокостью, преувеличением в ту или другую сторону, что понятно при отсутствии надлежащего исследования и в какой-то мере обусловилось недостаточным количеством самого материала.

До самого последнего времени единственной попыткой подойти к решению вопроса о природе и происхождении какой-то части текстов с помощью строго объективных научных методов оставалась кандидатская диссертация А. П. Евгеньевой «Язык былин в записях XVII века». Одна из задач работы — «установить, являются ли тексты XVII века записью устных произведений или книжной обработкой их».[23] Путь к решению этого вопроса — тщательное исследование особенностей языка как рукописных текстов XVII века, так и позднейших былинных записей XVIII—XIX веков и сопоставление этих особенностей с данными определенных диалектов, а также сравнительные наблюдения над композицией и ритмическим складом речи в текстах XVII века и в последующих записях.

В результате исследования А. П. Евгеньева пришла к выводу, что все рассмотренные ею тексты XVII века «являются записями устных произведений, а не письменными пересказами „грамотеев“, „созданными на основе былин“, как утверждают некоторые исследователи». «Об этом говорит, во-первых, диалектная окраска большинства текстов, иногда очень резкая и поэтому дающая возможность локализовать записи; во-вторых, сохранение специфических синтаксических конструкций, твердых сочетаний, характерных для былин; в-третьих, сохранение большей части стихов, сохранение общей композиции, приемов и т. д.».[24] Если же в ряде случаев наблюдается прозаизированная передача, то она, по словам А. П. Евгеньевой, может быть объяснена «трудностью воспроизведения на бумаге большого по объему произведения».

Как увидим ниже, не в отношении всех разобранных А. П. Евгеньевой текстов XVII века можно принять ее выводы. Но путь исследования несомненно очень плодотворен, и ряд характерных черт этих текстов раскрыт убедительно.

К сожалению, начатое А. П. Евгеньевой изучение языковых и поэтических особенностей рукописных текстов о богатырях не было продолжено ни ею, ни другими учеными на материале записей XVIII века. Без такой предварительной и тщательной разработки всех известных нам записей определение характера текстов о богатырях в рукописной литературе XVII—XVIII веков будет оставаться гипотетическим.