Былицы-2

Как назло эти три домика как раз напротив Павлины Куприяновны и выстроены были. Так что собственнолично все эти свистульки да песнопения день и ночные на глазах проходили, пришлось даже старосте пару раз замечание девушке сделать. Нехорошо, мол, шутить с ребятами, которые как шершни на мед слетались к домику. Но Аленка только отмахивалась: дескать, не виноватая – не звала окаянных, сами прибегают! От того видимо прозвали в деревне ее Аленка Шустра Щука. Говорила девица, что скоро замуж не собирается, не встретила того самого, кто подстать: этот не их богатых, другой не из уважаемых, третий прост, четвертый не здоров, пятый стар, шестой волосат. Только головой качала на такие рассуждения Павлина Куприяновна и решила под контроль девицу взять, присмотреться, чем помочь-то воспитанию можно. Стала чаще к ней в избу заглядывать, да поймать девчонку оказалось делом не простым. Занята была с утра до вечера. Но коли староста себе задачу поставила, мало что могло ее с пути сбить. Нашлась минуточка и у Шустрой Щуки. Заглянула к ней Павлина Куприяновна и увидела что ждала. И сама своим ожиданиям огорчилась, ибо была изба пуста, не ухожена и грязна, будто и не жил там никто вовсе, а так захаживал переночевать.

– Что-то у тебя, Алена, пирогами не пахнет. Али муки нету иль куры яиц не несут? – расспрашивала староста девицу, которая куда-то опять засобиралася.

– Да, какие куры, тетенька? – рассмеялась задорно девушка, от чего щеки еще больше раскраснелись. – Да и некогда мне пироги-то печь, сегодня ж праздник у Куликовых. Среднюю дочь сватать приедут. Богатый жених из дальних краев. Авось не один пожалует, а с друзьями. А богатство к богатству идет, денежка денежку любит. Может, я чем там пригожусь. Вот тогда и напекут пирогов – наешься, Павлина Куприяновна, от души! Уж я закачу «пир на весь мир»: с капустой, с луком жареным, с щавелем да ревенем, с картохой. – И опять давай смехом заливаться, алый поясок на талии туго затягивать, от чего дух перехватило и щеки аж свекольным цветом пошли.

– Щедра ты, девочка, спасибо за добрые слова, – кивнула староста. – Одно не пойму, ты то на празднике причем, если ни богатства, ни денежек, ни положения, ничего у тебя нет.

Воротнула резко голову Шустра Щука и недобро на гостью посмотрела, улыбку на ходу теряя. Тяжелый взгляд у Аленки был, да не такие Павлина Куприяновна видывала. Поймала взгляд, как искру в сухой день и залила своим поток бурным, не отпуская, усмехаясь. Тут же девчонка на попятную пошла, опять рассмеялась Аленка своим привычным смехом, вроде разгоняя досаду мимолетную:

– Так ведь никто не знает, что я не богата. Да и для девицы, в особенности красавицы, – и опять к зеркалу повернулась, пальчиками губки щипая, чтоб алым налились цветом, – не так важно это. Чей, не на доме женятся или на пирогах.

– А на чем? – вставила быстро Павлина.

– На чем-на чем?– надула губки Шустра Щука, глаза закатывая, прикидывая ответ. – На фигуре! Вот на чем! Со мною любому жениху пройтись приятно будет, хочешь по деревне, хочешь по селу, а хочешь – по самой столице! Да мне под ноги принцы падали, если хотите знать, – покрутила сдобные бока с удовольствием Аленка и сама себе в зеркале удовлетворительно кивнула. Хороши бока-то ничего не скажешь – лакомые.

– Это когда это в наших краях принцы хаживали? – не унималась староста.

– Эх, – махнула рукой Шустра Щука, – значит, будут падать, – глазом не моргнула Аленка на комментарий язвительный. – Не хочу я словно рабыня какая пироги мужу всю жизнь печь. Если надо будет – мы у Лидки купим. У нее они сладкие да пышные получаются.

– А чем же ты тогда заниматься станешь? – продолжала сидеть и расспрашивать староста, хотя видела, что девка уже нарядилась и шибко торопится, не знает как выпроводить гостью навязчивую.

– Покамест не знаю, но я всегда себе дело найду. Унывать не привыкшая. Ты прости меня, Павлина Куприяновна, не подумай, что справаживаю, что твои разговоры не важные для меня, да тороплюсь очень. Ждут меня подруги веселые да праздник честной, – и добродушно улыбнулась, на дверь косясь. – Потом придешь и все послушаю-выслушаю. Поговорим по душам…

– Ты, Алена, именно что справаживаешь, – устало и грустно сказала мудрая женщина, вставая. – Расстроила ты меня, девушка, своим житьем-бытьем-поживанием. – И остановившись в дверях, серьезно посмотрела на Шустру Щуку и по плечу погладила. – И мать твоя пустословая была, да Бог сжалился – мужа хорошего подарил, тот словно якорем ее прибил к стану родном, а то б понесло, как лист осенний кружить. Она ж, как и ты, всегда за забор глядела, будто утка дикая. А ведь там хорошо, где нас нет…

И ушла, не оборачиваясь.

***

На следующий день, дела отложив, решила Павлина Куприяновна другую сиротку проведать с левого домика, Варвару, что в деревне Лебедкой прозвали.

Высока была, хороша, с шеей тонкой горделивой лебединой.

Зашла в ее избушку и тоже вздохнула тяжело. Было убрано, да не душевно: темно, холодно и тоскливо. А Лебедка сидит на скамье, будто гостей не замечая, вся в чтение книги погруженная. А книг в доме – рой пчелиный!