Былицы-2

Жизнь в деревне Вечканово текла размеренно и своим чередом: кому слаще свеколки с медом запеченной, да чаем сладким с чабрецом за столом дубовым в семье дружной под смех родни любимой; у других скучно и тоскливо – в одиночестве при лучине потухшей, в досаде на судьбу окаянную; у кого сытно и потно – в пене пивной да в солениях жирных; у кого в празднике именинах; а у кого в горе безутешном о потере невозвратной. Одним словом, суета сует, да всем по горошку, что уродился от посевов сердечных по весне благодушной. Что посеял, то и пожнешь – как в народе говорят.

А в домике расписном, что посредь деревни доброславной, разросшейся до пределов городских от жизни спокойной и размеренной, жила-была староста премудрая, многоуважаемая Павлина Куприяновна.

Лежала староста на печи, укрывшись пуховыми одеялами, да встать не могла от кашля безудержного, что обуял старушку. Мучилась, да не жаловалась, в помощь ни друзей, ни родственников любимых и любящих, по первому зову готовых примчаться не звала, хоть и тяжело приходилось одной жить, о хозяйстве, дворе, доме большом заботиться.

И пироги сдобные, невестками с утра припеченными, на столе на тарелочке с голубой каемочкой располагались – да кусок в горло не лез.

И травы лечебные под потолком висели, внуками по лету припасенные с полей да лесов, чтоб хвори враз выгонять – да сил не хватало хозяйствовать.

И соседи добрые под боком, прибежали б – только свистни. Да не было настроения видеть ни души в этот хворый час.

Так лежала и кашляла натужно, телом сотрясаясь.

Как вдруг в дверь кто-то постучал. Не хотела, было, Павлина Куприяновна вставать – так гости вечерние не званые в окно давай трезвонить, стекло колотить.

Поднявшись кряхтя, побрела староста открывать. И днем и ночью отдохнуть премудрой не давали человеческие напасти – и денек поболеть нельзя.

А сени весело открылись, замками распахиваясь, и влетела, в объятия падая, давняя подруга Павлины Куприяновны, – Галина Будимировна, что много лет назад замуж вышла за славного мужа соседней деревни, куда пешком два денька топать из Вечканово. И хоть хмуро Павлина Куприяновна от болезни неприятной встречала, завидев давнюю любимую подругу, что сто лет в обед не виделись, разулыбалась, объятия широкие расставляя, щеки бледные для поцелуев подставляя. Всегда радостно друзей верных узреть, не смотря ни на что. Расцеловались, наобнимались, наохались да наахались, и пошли-таки в дом за стол садиться чаепитничать.

Глядь, Галина Будимировна кашель нехороший заприметила да бледность на лице, да бессилие в руках, и давай причитать на подругу безответственную, запустившую болезнь в дом свой светлый:

– Что ж ты, Паечка, очумела совсем?! Одичала что ль? Не топлено, самовар холодный! А ты каркаешь кашлем страшным, словно ворона подбитая, бобылём старым на печи разлеглась, заразу подпитывая. Совсем ты детей своих не любишь! Обездолить их решила от самодурства старческого, – между тем разводила огонь в печи Галина Будимировна.

– Не ругайся, Галя, я только чуток решила похворать. Никто б и не заметил, – дружественно оправдывалась староста.

– Вот пожалуюсь сыновьям твоим, вот расскажу дочерям и невесткам, вот оповещу деверей со сватами да кумовьями, что обманщица Павлина Куприяновна, решила со света себя изжить, лишить семью-фамилию соучастницы своей главной. Эх, видел б тебя Кронид Егорыч, – всыпал бы тебе по первое число! – расставляла яства и посуду для чаепития Галина Будимировна. – Ты лицо общественное, достояние родных! Себе не принадлежишь, – отогревала самовар гостья, сапогом качегаря, и красиво краснея лицом то ли от работы, то ли от негодования.

– А если б я не зашла любимую дружку мою проведать, так и зацвела бы ты в своем болоте кашлем да хрипом?! – заваривала травы горькие душистые, лекарственные в славном чайнике с цветами расписными по боками.

Посмеивалась Павлина Куприяновна расторопности, хозяйственности и угрозам незлобливым. Приятно было так на лавке сидеть, укутавшись в платки, да на нянчанье милостивое смотреть, узнавая сердце золотое старой подруги любимой.

– Какими судьбами, Галя, в нашем краю?

– Так, внука сватать приехали за красавицу вечкановскую, ну, и я увязалась родню с друзьями повидать – люблю праздники. – Тепло улыбнулась Галина, ватрушку кусая и чай горячий задувая. –Вот, думаю, загляну к Паячке-подружечке, гостинец привезу-порадую, чаю ее душистого отопью, речей стоумовых послушаю, шуткам дивным посмеюсь. Давно, ведь, не виделись… Жизнь такая пошла – хлопоты да заботы. Спасибо, Господи, приятные, свадьбы да именины.

Павлина Куприяновна тоже раскраснелась от благодушия: от ухаживания да внимательности кашель прошел, тепло стало в избе и на сердце.

– Ну, рассказывай, отчего это ты в тоску зеленую окунулася, где настроение свое потеряла, почему прячешься от людей в берлоге своей? – и серьезно на старосту хворую воззрилась Галина Будимировна, ожидая ответа правдивого. Не было никогда секретов между женщинами, знали друг друга до последней черточки.

Вздохнула тяжело Павлина Куприяновна, лицом мрачнея: