Былое — это сон

Я порвал с твоей матерью в середине марта, слишком поздно. Она уже знала о Сусанне и однажды позвонила ей, когда Гюннера заведомо не было дома, она искала меня. Теперь в неведении оставался один Гюннер, но Йенни Сусанна солгала, не знаю зачем, может, просто была застигнута врасплох. Ведь если б она дала Йенни понять, что имеет на меня право, это было бы вполне в духе той игры, которую она вела уже давно. Но, бедная, милая патологическая лгунья, Сусанна лгала невольно при любых обстоятельствах, даже во вред себе.

Итак, твоя мать ждала тебя. Мы, мужчины, не можем себе представить, что значит быть брошенной беременной женщиной. Когда бы женщины писали не по образцам, созданным мужчинами, мы, наверное, знали бы о них немного больше.

Если я несколько выгораживаю себя в этих записках, то не умышленно, и, конечно, мне еще многое можно поставить в вину. Тот, кто победил и уцелел, может подгонять историю, как ему вздумается. Тот, кто потерпел поражение или лежит в могиле, должен помалкивать. Представь себе, чему учили бы твоих детей в школе, если б Германия выиграла эту войну.

Твоя мать заслуживала лучшего, мне следовало перед отъездом хотя бы предложить ей выйти за меня замуж.

Разрыв состоялся, когда она, робея и нервничая, спросила, поедем ли мы этой весной на сетер. Я ответил, нет, я собираюсь жениться на другой.

Это было жестоко, но что мне оставалось делать? Продолжать так я не мог и тогда еще действительно собирался жениться на Сусанне.

Йенни ушла, не сказав ни слова, зато потом она дала себе волю. Долгое время она каждый день бомбардировала меня письмами и где только можно попадалась мне на глаза. Я чувствую мучительный стыд, она была кругом права.

Подозрительно часто сталкивался я и с Бьёрном Люндом. Несколько раз, безусловно, не случайно. Он был уже совсем не тот, что прежде, но это объяснялось отсутствием денег, дикими планами и страхом перед будущим. Он не упоминал о Йенни. Просить у меня денег ему было неловко, но не из-за моих отношений с его дочерью, а потому, что он предпочитал ограбить меня. Однако тогда я еще ни о чем не догадывался. Он был достаточно умен и понимал, что, занимая у меня по мелочам, ослабит себя перед решительной схваткой. Мелкие долги, безусловно, унижали его, да и история с Йенни тоже подспудно жила в его памяти. Я приобрел врага. Прежде он считал меня просто подходящим объектом для вымогательства. Теперь я стал его единственным шансом на спасение, и он готовился напасть на меня, — такие вещи не так-то легко забыть.

Гюннер Гюннерсен ничего не подозревал, мы с ним просто избегали друг друга. Он не знал ничего, но кто мог сказать, что творилось в его темном сознании.

Мне следовало отправить Сусанну из Копенгагена в Осло одну, а самому уехать прямо в Америку. Взбаламученный осадок так и не улегся. Карл не мог забыть Йенни и донимал всех письмами, полными угроз. Я обманывал и Йенни и Сусанну. Йенни заявила на Карла в полицию. Сусанна терзала Гюннера и пичкала ложью, в отчаянии она изменила и ему и мне со случайным чиновником. Потом Гюннер на три дня переехал к Торе Данвик, и Сусанна, которая только того и хотела, не смогла тем не менее справиться с ревностью. Йенни явилась однажды в «Уголок», где Сусанна сидела в это время одна, и влепила ей звонкую пощечину. Я получил анонимное письмо, в котором меня грозились убить, без сомнения, от Карла. Сусанна окончательно обезумела от ревности, потому что Йенни была моложе и выглядела лучше и еще потому, что та ждала ребенка. Бьёрн Люнд вечно попадался мне на глаза, так что мне делалось не по себе. Поскольку совесть у меня была нечиста, а знал я его недостаточно, мне казалось, что он хочет отомстить мне за Йенни.

Еще до нашего разрыва Йенни учинила шумный скандал, о котором много говорили. Она никогда не вмешивалась в отцовские дела, и не знаю, что на нее нашло. Должно быть, из-за своего состояния.

После Нового года Бьёрн Люнд сошелся с одной датчанкой, скорее экстравагантной, чем красивой. Ее сексуальность так и била в глаза, все мужчины оглядывались на нее. Форма головы у нее была несколько сплющенная, словно при рождении ей прижали макушку к подбородку. Глаза были узкие и широко расставленные, точно, когда ей сплющивали голову, их оттеснило к краям, — они так далеко заходили на виски, что казалось, будто ей больно. Рот был большой и чувственный. Ей было около тридцати, и выглядела она забавно.

Они поселились в отеле в центре города, Йенни явилась туда в отсутствие отца и устроила страшный скандал. Когда прибежали служащие отеля, женщины катались, вцепившись друг в друга мертвой хваткой, мужественному портье пришлось окатить обеих холодной водой. Мне рассказал об этом Бьёрн Люнд. Он добродушно смеялся:

— В Йенни, слава богу, есть не только Эйдсволл, в ней хватает и Кристиансунна.

Он купался в лучах этого скандала.