Былое и дамы

Но это было не важно, главное, нужно было, как только закроется занавес, опознать этот искрящийся злобой глаз. Опознать его оказалось нетрудно, потому что и после спектакля он продолжали яростно сверлить Лу. На этот раз прямо в лицо, потому что Лу сразу вскочила с места и повернулась спиной к сцене. Вся публика кроме нее, заходясь от восторга, неистово аплодировала, и только одна маленькая косая женщина в черном вечернем платье смотрела не на сцену, а на Лу.

“У кого я недавно видела эти косые глаза? — пронеслось в голове Лу. — Ах, да, вспомнила: эта особа с карминово-красными губами под монашеским клобуком — сестра Фридриха! Что с ней? За что она меня так?”

Опознала, отвернулась и тут же о ней забыла, увлеченная новым действом, происходящим на сцене.

МАРТИНА

И напрасно забыла, потому что в мире нет силы, более могущественной, чем ненависть. А ненависти Элизабет Ницше к Лу хватило на все последующие пятьдесят с лишним лет их жизни.

ЛУ

На просцениум, держась за руки, цепочкой вышли актеры и долго кланялись ликующей публике, а потом дружно обернулись направо и сами начали аплодировать. Зал взвыл еще громче. В ответ из-за кулис вышел Вагнер и тоже стал кланяться публике. Поклонившись несколько раз он тоже обернулся направо и размеренно захлопал в ладоши. Зал взвыл бы еще громче, если бы это было возможно, и две розовые девушки вытащили на просцениум притворно упирающегося Жуковского, очень красивого в расшитом золотыми нитями малиновом камзоле.

Вагнер подхватил Жуковского под локоть, вывел к рампе и поднял руку. Зал затих. За спиной Вагнера сначала раздвинулся, а потом пополз вверх занавес, открывая взгляду искуссно подогнанную мозаику из декораций разных сцен оперы.

“Перед вами человек, который создал всю эту красоту!” — выкрикнул Вагнер, указывая на Жуковского.

Тут из глубины зала начали выбегать к сцене нарядные дамы и господа с букетами цветов в руках. Подойдя ближе, они бросали букеты на просцениум.

“Где они все время прятали букеты?” — спросила себя Лу, наблюдая, как крошечного Вагнера почти с головой засыпали цветами. Жуковский подхватил букет белых роз, сразбегу соскочил со сцены и, не отрывая глаз от Лу, стал протискиваться к ней сквозь обезумевшую толпу любителей Вагнера. Добравшись, наконец, до нее, он вручил ей букет.

“Это вам от всего сердца”, — продекламировал он по-русски и галантно поднес ее руку к губам.

“Лу! — упрекнула ее Мальвида. — Что ты ему позволяешь? Ведь весь зал за тобой следит!”

“Пускай следит, если ему так нравится!” — пожала плечами Лу и назло Мальвиде пошла с Жуковским за кулисы. Пока они поднимались по лесенке на сцену весь зал действительно за ними следил, — господа во фраках завистливо облизывались, дамы в роскошных туалетах нервно перешептывались, обмахиваясь веерами. В воздухе повис запах скандала.

ДНЕВНИК МАЛЬВИДЫ

Вечером после спектакля ко мне ворвалась Элизабет и произнесла гневную речь о том, что Лу затеяла европейский скандал. Наверно она хотела сказать “скандал на всю Европу”, но я боюсь, что это преувеличение — Фридрих еще не такой знаменитый, чтобы похождения его предполагаемой невесты могли заинтересовать всю Европу.

Хотя, конечно, в Байройте откровенный флирт Лу с Жуковским вызвал много пересудов — здесь Жуковский достаточно для этого знаменит. По-моему, он вьется вокруг Лу всерьез, а она играет с ним, как кошка с мышкой. Это уже третий случай ее кошачьей игры у меня на глазах — она начала с того, что поработила Поля, потом свела сума бедного Фридриха, а теперь нашла себе третью жертву. При этом мне кажется, что она ко всем своим поклонникам равнодушна, ей просто нравится чувствовать свою власть над такими выдающимися умами. Она упивается своей ролью извозчика, погоняющего кнутом запряженных в пролетку профессоров философии и художников. Но все ее игры еще очень далеки от европейского скандала.

Сегодня утром на прогулке по парку я встретила Жуковского — он спешил в театр подправить декорацию какой-то сцены для очередной репетиции. Рихард не щадит ни актеров, ни оркестрантов, — и после премьеры он изводит их многочасовыми репетициями. И не терпит опозданий. Но все же я осмелилась задержать Жуковского на минутку, чтобы спросить, зачем он так демонстративно афиширует свой интерес к Лу.

“Ваш откровенный флирт может бросить тень на репутацию молодой девушки. Тем более, что вы часто разговариваете между собой по-русски, а это усиливает впечатление интимности ваших отношений”.

“Дорогая фрейлен фон Мейзенбуг, — обиделся он. — Я не могу бросить тень на репутацию очаровательной Лу. Я сделал ей предложение и собираюсь на ней жениться”.

Я спросила его, приняла ли Лу его предложение.

“Пока нет, но я надеюсь, что примет. Мне кажется, она меня любит”.

“Вы льстите себе, молодой человек. Лу любит только себя и свою свободу”.

“Все-то вы знаете!” — засмеялся Жуковский и зашагал по дорожке к театру.

Я смотрела ему вслед с сочувствием — пусть не все, но кое-что я знаю.

МАРТИНА