Былое и книги

Я и не знал, что помимо всемирно известного «Дневника Анны Франк» року было угодно сохранить довольно много ее литературных зарисовок, эссе, сказок и даже фрагментов неоконченного романа. Поэтому за чтение изданной московским «Текстом» в 2007 году книги Анны Франк «Рассказы из Убежища. Жизнь Кади (неоконченный роман)» (перевод с нидерландского Д. Сильвестрова) берешься с особым трепетом. Наше сочувствие хрупкой девочке, более двух лет вместе с семью другими затворниками скрывавшейся в городской квартире, но так и не избежавшей страшной гибели в концлагере Берген-Бельзен в неполные шестнадцать, столь огромно, что ужасно хочется найти в ее произведениях признаки несомненной гениальности. Ужасно хочется. Но так и не удается.

Первое, что бросается в глаза в «Жизни Кади», – книжность: «последнее, что она ясно помнила, – чей-то крик… машина… она упала… а потом наступила тьма», «над ней склонилось чье-то участливое лицо, обрамленное белым чепцом», «с беспокойством смотрела на маленькое бледное личико, которое безмятежно покоилось на подушке»… Сильнее всего это заметно в прямой речи: «Вы не могли бы мне помочь, сестра Анк, и сказать, как мне улучшить свое отношение к матери, чтобы она больше не чувствовала, что я не могу любить ее так, как люблю папу? Я ведь знаю, что меня, свое единственное дитя, мама очень любит!.. Она бы онемела от удивления, если бы ей кто-нибудь сказал…»

И так далее в том же духе: «Что я знаю о мыслях и чувствах мальчиков? Я никогда не была знакома ни с одним мальчиком»… Но тут, когда Кади уже начинает ковылять с палочкой, судьба посылает ей знакомство с обаятельным Хансом, и они начинают беседовать на самые возвышенные темы. «Почему Бог, о котором я никогда не думаю, если со мной все в порядке, должен помочь мне теперь, когда мне это понадобилось?» – спрашивает она, и Ханс отвечает: «Раньше, когда ты благополучно жила себе дома, ты же не намеренно молилась без особого смысла… А теперь, когда ты его ищешь, потому что испытываешь боль и страх, теперь, когда ты действительно стараешься быть такой, какой, по твоему мнению, должна быть, теперь, конечно, Бог тебя не оставит».

Неужели эта умненькая девочка никогда не читала Карамзина?.. Впрочем, сентиментализму не нам учить немцев. А бедная Аня, к сожалению, не вынесла из родного Франкфурта ничего еврейского. Я говорю «к сожалению», потому что в своем амстердамском убежище она даже не могла ощущать себя страдающей за какую-то особую веру, не могла ощущать себя хранителем какого-то особого наследия – ей и свою героиню Кади легче было изобразить «христианкой», страстно сочувствующей своей еврейской подруге Мэри, чья семья каждый вечер ждет депортации. Знали бы они, что это будет за депортация! Однако и без того…

«Кади вошла в дом, где вся семья, уже наготове, сидела в тренировочных костюмах и с рюкзаками. Все были бледны, и никто не сказал ни слова, когда Кади вошла в комнату. Неужели им месяц за месяцем сидеть так каждый вечер с бледными, охваченными ужасом лицами?» На улице Кади хватает немецкий патруль, но, посмотрев ее паспорт, дает «христианке» такого пинка, что она летит на мостовую. «Не думая ни о боли, ни о чем другом, Кади встала и поспешила к дому… Почему на долю Мэри выпал ужасный жребий, а она могла жить в свое удовольствие? В чем разница между ними? Разве она хоть сколько-нибудь лучше Мэри? Разве они обе не одинаковы? В чем Мэри провинилась? О, нет, какая ужасная несправедливость!»

Бедняжка и в самом деле не видит разницы… И кажется, что эти тщетные вопросы она будет задавать в своем убежище изо дня в день, из часа в час, из минуты в минуту…

Но нет, во всех остальных набросках и размышлениях больше не найти ни бесполезных вопросов, ни бессильного протеста. Если речь идет о земном, это обычные девчоночьи воспоминания о каких-то разборках с одноклассниками и учителями, либо… Либо коммунальные склоки – не знаю, как еще назвать препирательства между чужими людьми, силой обстоятельств запертыми в одной квартире. Вот внизу что-то грохнуло – может, упала бочка на складе за стеной, а может быть, и обыск… А может, просто воры. Но ведь взломанная дверь привлечет полицию… И вот мужчины, «белые аж до кончика носа», спускаются на разведку – а ступени скрипят, а кто-то не может унять кашель… Вроде тревога ложная, но лучше все же посидеть тихо.

«Мы решили не открывать краны и не спускать воду в уборной, но так как встряска почти всем нам подействовала на желудок, то можно себе представить, какая вонь стояла в уборной, когда мы все по очереди там отметились». Но этим дело еще не кончилось: «На следующее утро оказалось, что уборная совсем засорилась, и отцу пришлось все рецепты блюд из клубники (наша теперешняя туалетная бумага) плюс несколько кило какашек длинной деревянной палкой выковыривать из унитаза».