Речь в этой статье шла о письме Н. В. Гоголя, отправленном в 1847 г. Матвею Юрьевичу Виельгорскому, которое появилось на аукционе знаменитой фирмы Штаргардт в немецком городе Марбурге. Письмо принадлежало некоему Карлу Гейги Хагенбаху, швейцарскому гражданину из Базеля, и в каталоге распродажи было помечено, как «очень большая редкость». Письмо было продано и попало в частное собрание в Париже.
Как письмо Гоголя попало за границу? «Какая-то часть архива графов Виельгорских, как теперь выясняется, очутилась за границей, - писал Зильберштейн. - Это становится очевидным при ознакомлении с каталогами распродажи фирмы Штаргардт. Кроме этого письма там же было продано еще несколько писем, адресованных братьям Виельгорским. В том числе письмо Россини к старшему из них, отправленное из Флоренции 29 августа 1851 года (оно указано в каталоге № 588 - распродажа состоялась 18 и 19 февраля 1969 года в Марбурге). А вот еще одно подтверждение того, что за рубежом обретается часть бумаг Виельгорских. В последние годы на одной из распродаж автографов в парижском отеле Друо было приобретено письмо М. Й. Глинки к Михаилу Юрьевичу Виельгорскому, датированное 21 ноября 1840 года. Теперь оно находится в частном собрании в Париже».
Быть может, альбом Виельгорских или же его отдельные листы со временем также всплывут на европейских аукционах, если уже в прошлом не были проданы в частные коллекции Соединенных Штатов Америки или Франции.
Но, повторяю, это одна из версий.
Поэтому поиск продолжается. Даже если он окажется на первый взгляд безрезультатным, то все равно наши усилия не будут напрасными, они, несомненно, приблизят нас или будущих исследователей к разгадке тайны исчезнувшего альбома графов Виельгорских.
Где она, легендарная скрипка Маджини?
Кто бы мог подумать, что все начнется с картины?! С грязной, неухоженной картины, с потемневшим старым лаком на пожухлой живописи, к которой, похоже, не прикасался реставратор, и с первого взгляда не представляющей большого интереса! Однако московский коллекционер, «главный хранитель Музея В. А. Тро-пинина Феликс Евгеньевич Вишневский, ныне покойный, купил холст, «по случаю», как он любил говорить, у наследников артиста Театра оперетты Григория Марковича Ярона.
Действительно, «по случаю». Пришел к ним приобрести «голландца» и вдруг увидел этот холст. Тонкий вкус Вишневского, его огромная эрудиция и необыкновенная интуиция не раз позволяли ему распознавать в таких вот ветхих и заброшенных полотнах истинные шедевры. И на сей раз почувствовал он - картина имеет несомненную художественную значимость. Создана, бесспорно, одаренным опытным живописцем, представителем добротной классической школы первой половины прошлого века.
Словом, купил он картину, принес в музей и внимательно осмотрел ее. На полотне - неизвестный молодой офицер в форме инженера путей сообщений. Beроятно, он имел отношение к строительству - об этом говорили изображенные на картине часть колонны, циркуль и чертеж на столе. Но скрипка?! При чем тут скрипка, которую бережно держал в руке офицер? Она прежде всего бросалась в глаза и, несомненно, по намерению художника была главным смысловым содержанием произведения. Как будто молодой человек говорил: «Смотрите! Вот самая дорогая мне вещь, ради которой и писалась картина!…»
В то время даже Феликс Евгеньевич не подозревал, что отысканный им портрет окажется удивительным открытием не только и не столько в области изобразительного искусства.
Но это случится потом, а поначалу портрет молодого офицера представлял полную загадку. Единственное, что Феликсу Евгеньевичу удалось выяснить - холст был приобретен Яроном в начале 30-х годов в семье неких Львовых. Львовых? Фамилия как будто ни о чем не говорила, такая распространенная фамилия. Лишь много позже она приобрела решающее значение. Но то будет много позже…
Еще Вишневского не покидало смутное ощущение того, что он уже где-то встречал этот портрет. Где и когда? Показал картину директору Музея В. А. Тропинина Галине Давыдовне Кропивницкой. Ей портрет также показался знакомым. Множество предположений они перебрали, пока не подумали о «Русских портретах». Не там ли он репродуцирован? Стали просматривать это фундаментальное пятитомное издание, вышедшее в 1905 - 1909 гг., и нашли портрет! В пятом томе под номером 179. Тот самый портрет!
Из краткого к нему пояснения узнали, что художник Юзеф (Иосиф) Иванович Олешкевич изобразил в 1823 г. композитора, дирижера, выдающегося скрипача Алексея Федоровича Львова. Тогда-то вспомнили, что именно у Львовых и была приобретена картина Яроном. Портрет никогда не экспонировался на дореволюционных выставках и, очевидно, не выходил из семьи Львовых. В 1907 - 1910 гг. он хранился у Е. А. Львовой (очевидно, дочери Алексея Федоровича?).