Былого слышу шаг

Я могу отнести к своей ранней молодости то смутное чувство недовольства общим строем, которое, все более и более проникая в сознание, привело меня к убеждениям, которые руководили мною в настоящем случае.

Из воспоминаний А. И. Ульяновой-Елизаровой

Тяжела была Саше гимназическая лямка. Все время прохождения курса он не видел в гимназии ничего положительного, а смотрел на нее только как на необходимый мост в университет… Убежденный в необходимости этой лямки, он не жаловался и не заикался о возможности какого-либо иного выхода. Он только еще больше замкнулся в себе, а его всегда грустные глаза стали еще грустнее. Т. е. он не скрывал, конечно, от домашних, что ему тяжело и все в гимназии не нравится, но он вел себя с самого начала как мужчина.

Аттестат зрелости А. И. Ульянова

…За все время обучения его в Симбирской Гимназии поведение его вообще было отличное, исправность в посещении и приготовлении уроков, а также в исполнении письменных работ отличная, прилежание усердное и любознательность ко всем предметам, особенно к латинскому языку и математике большая…

А И. Ульянов — И. Н. и М. А Ульяновым из Петербурга в Симбирск, 27 сентября 1883 года

Милые мои мама и папа!

…Университет произвел на меня очень хорошее впечатление; профессора все читают хорошо, кабинеты тоже хорошие и богатые, кроме того, есть две библиотеки. Сегодня были похороны Тургенева. Мы с Аней тоже ходили, видели процессию, массу венков и народа и гроб под золотым балдахином, убранным венками и зеленью; но на кладбище пройти было нельзя.

Из воспоминаний А. И. Ульяновой-Елизаровой

Чуть ли не первым нашим впечатлением были похороны привезенного из-за границы тела И. С. Тургенева. Вся погребальная процессия была сжата тесным кольцом казаков. На всем лежал отпечаток угрюмости и подавленности. Ведь опускался в землю прах не одобряемого правительством, «неблагонадежного» писателя… На кладбище пропускали немногих, и мы не попали в их число.

Из воспоминаний Д. И. Ульянова

Это было в Симбирске (Ульяновске) летом 1885 года, за полгода примерно до смерти отца… Мне было тогда И лет. Отец с братом гуляли по средней аллее сада. Гуляли очень долго и говорили о чем-то тихо и чрезвычайно сосредоточенно… В настоящее время я совершенно убежден, что описанный разговор был на политические темы… Иначе и не могло быть в те годы, когда только что завершилась героическая борьба народовольцев с самодержавием. Если принять во внимание, что у отца с Александром Ильичем были — судя по всем данным — самые близкие товарищеские отношения, что отца чрезвычайно интересовали все переживания брата, нельзя допустить ни в коем случае, чтобы он мог скрыть от отца свои политические убеждения. Другой вопрос, насколько оформился у него к тому времени взгляд на террор.

Мои предположения вполне подтверждаются словами отца, сказанными Анне Ильиничне, уезжавшей в Питер: «Скажи Саше, чтобы он поберег себя хоть для нас».

Из речи Д. И. Ульянова на суде 18 апреля 1887 года

…Я убедился, что единственный правильный путь воздействия на общественную жизнь есть путь пропаганды пером и словом. Но по мере того, как теоретические размышления приводили меня все к этому выводу, жизнь показывала самым наглядным образом, что при существующих условиях таким путем идти невозможно.

Начальник Петербургского охранного отделения — в департамент полиции, 17 ноября 1886 года

Получено мною сведение, что сего числа, в час дня, предполагается общестуденческая панихида на могиле Добролюбова (на Волковом кладбище), по случаю 25-летия со дня кончины его. По сведениям, соберется до 1000 человек, причем собирающиеся предполагают после панихиды произвести демонстрацию.

Из воспоминаний М. А. Брагинского[6]

Мне никогда не приходилось наблюдать Ульянова в таком состоянии, в каком я увидел его на демонстрации 17 ноября. В продолжение всей демонстрации — а она длилась с утра до поздних сумерек — Ульянов был в сильно приподнятом настроении… Его настроение достигло крайней степени возбуждения, когда огромная толпа демонстрантов, с революционными песнями продвигавшихся к Казанской площади… была остановлена цепью конных казаков… и когда вскоре затем перед демонстрантами появился градоначальник генерал Грессер… С побледневшим лицом, с загоревшимися гневом глазами, Ульянов с криком: «вперед!», увлекая за собою других и пролагая себе путь сквозь гущу демонстрантов, устремился навстречу к подходившему к нам градоначальнику…

Из прокламации «17 ноября в Петербурге», написанной А. И. Ульяновым