Читаем Былого слышу шаг полностью

Он был увлечен наукой до такой степени, что ради кабинетных занятий пренебрегал всякими развлечениями. В университете он был на лучшем счету… А между тем, он так тяжко обвиняется и, без сомнения, у обвинительной власти должны быть веские доказательства для обвинения.

Я не знаю ни сущности обвинения, ни данных, на которых оно основано. Но, сопоставляя самый факт обвинения в тягчайшем государственном преступлении с фактами относительно воззрений моего сына в самом недавнем прошлом, преданности его науке и интересам семьи, — я вижу непримиримую несообразность, представляющуюся чем-то совершенно необъяснимым.

Милости, государь, прошу милости! В таком отчаянном несчастии, как мое, может быть только помощь Всевышнего да милость Царская.


Александр III — на письмо М. А. Ульяновой

Хорошо она знает сына!

А что же до сих пор она смотрела!

Мне кажется желательным дать ей свидание с сыном, чтобы она убедилась, что это за личность — ее милейший сынок и показать ей показания ее сына, чтобы она видела, каких он убеждений.


Министр внутренних дел — директору департамента полиции

Нельзя ли воспользоваться разрешенным Государем Ульяновой свиданием с ее сыном, чтобы она уговорила его дать откровенные показания, в особенности о том, кто, кроме студентов, устроил все это дело. Мне кажется, это могло бы удаться, если бы подействовать поискуснее на мать.


Из воспоминаний А. И. Ульяновой-Елизаровой

Мать рассказывала мне… о своих свиданиях с Сашей. На первом из них он плакал и обнимал ее коле-да, прося простить причиняемое ей горе; он говорил, что, кроме долга перед семьей, у него есть долг и перед родиной…

После суда, в доме предварительного заключения, убитая горем мать долго убеждала и просила его подать прошение о помиловании.

— Не могу я сделать этого после всего, что я признал на суде, — ответил Саша…

Он говорил ей о Шлиссельбурге — единственно возможной для него замене смертной казни, — об ужасе вечного заключения — ведь там и книги дают только духовные; ведь эдак до полного идиотизма дойдешь. Неужели ты бы этого желала для меня, мама?


Из воспоминаний В. В. Кашкадамовой

Марья Александровна говорила: «Я больше не настаивала, не уговаривала, видя, что ему было бы тяжело».


Из воспоминаний А. И. Ульяновой-Елизаровой

Последнее свидание с братом мать имела в Петропавловской крепости. Она рассказывала мне о тягостной обстановке этого свидания за двумя решетками, с расхаживающим между ними жандармом. Но она говорила также, что в этот раз она явилась повидать брата, окрыленная надеждой. Распространились слухи, что казни не будет… Передать об этом при суровых условиях свидания она не могла, но, желая перелить в брата часть своей надежды и бодрости на все предстоящие ему еще испытания, она раза два повторила ему на прощание:

— Мужайся!

Так как надежды ее не сбылись, то вышло, что этим словом она простилась с ним, она проводила его на казнь…


Министр внутренних дел — Александру III, 8 мая 1887 года

…Осужденные, ввиду перевода их в Шлиссельбургскую тюрьму, предполагали, что им даровано помилование…


Из воспоминаний М. В. Новорусского

Три дня ушли на подготовку эшафота, который был сооружен за пределами тюремного двора и перенесен сюда в разобранном виде. Здесь, во дворе, у входа в это старое здание, его установили без рубки и без стука…


Комендант Шлиссельбурга — начальнику штаба корпуса жандармов, 8 мая 1887 года

…Перед исполнением сего числа приговора Особого присутствия Правительствующего Сената… над пятью государственными преступниками приглашен был к ним… священник, — но все преступники отказались принять его.


Правительственное сообщение о деле 1 марта 1887 года

Приговор Особого присутствия Правительствующего Сената о смертной казни через повешение над осужденными Генераловым, Андреюшкиным, Осипановым, Шевыревым и Ульяновым приведен в исполнение 8-го сего мая 1887 года.


Г. В. Плеханов в статье «Внутреннее обозрение»

Мужество людей вроде Ульянова и его товарищей напоминает нам мужество древних стоиков: вы видите, что при данных взглядах на вещи, при данных обстоятельствах и при данной высоте своего нравственного развития эти люди не могли действовать иначе.

ПАМЯТЬ

Царизм казнил молодых революционеров, надеясь устрашить других; брат Александра Ульянова — Владимир Ульянов стал вождем Великой Октябрьской социалистической революции.


Из воспоминаний Н. К. Крупской

Перейти на страницу:

Похожие книги

Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное
40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное