Читаем Былого слышу шаг полностью

Классовая борьба пролетариата, его диктатура — ступени Этого восхождения. И коммунисты вовсе не стремятся задерживаться на какой-либо из этих ступеней дольше того, чем требуют этого условия борьбы… Весной 1921 года в Москве собрался Всероссийский съезд транспортных рабочих. Приехал на съезд и Ленин. По дороге в зал внимание Владимира Ильича привлек плакат: «Царству рабочих и крестьян не будет конца». Поднявшись на трибуну, он сказал: «…когда я прочитал этот странный плакат, я подумал: а ведь вот относительно каких азбучных и основных вещей существуют у нас недоразумения и неправильное понимание. В самом деле, ежели бы «царству рабочих и крестьян не было конца, то это означало бы, что никогда не будет социализма, ибо социализм означает уничтожение классов, а пока остаются рабочие и крестьяне, до тех пор остаются разные классы, и, следовательно, не может быть полного социализма».

Спустя несколько месяцев, в том же 1921 году, Владимир Ильич получил письмо, написанное на бланке «Военный комиссар штаба Рабоче-Крестьянской Красной Армии». К Ленину обращался комиссар С. С. Данилов: «Уважаемый Владимир Ильич! Вопрос, о котором я пишу Вам, давно интересует меня, и я давно уже собирался писать Вам». В конце письма читаем: «Мне немного нездоровится, и я, вероятно, путано формулирую свою мысль». Несмотря на болезнь, он взялся за перо, а может быть, благодаря ей и выпала минута написать Ленину. Комиссар штаба Красной Армии писал об альтруизме.

Но познакомимся прежде с автором письма. Нам помогут в этом воспоминания Е. Я. Драбкиной. В книге «Черные сухари» она передает историю, которую «слышала от Степана Степановича Данилова — на редкость милого человека, которого все старые товарищи по партии любовно звали «Стакан Стакановичем». Суть же истории в следующем. В 1919 году Данилов возглавлял Комиссию по борьбе с дезертирством (организацию весьма суровую — отметим для себя). Однажды он узнал, что начальник Мобилизационного отдела Народного комиссариата путей сообщения пустился во все тяжкие, чтобы уберечь от армии своего сотрудника. Данилов доложил об этом на заседании Совета Обороны. «Владимир Ильич аж побелел от бешенства, — рассказывал Данилов, — но и бровью не повел. Говорит: «Предлагаю следующее постановление: «Заслушав сообщение товарища Данилова о неправильном возбуждении ходатайства об отсрочке такому-то, поручить ВЧК арестовывать начальника Мобилизационного отдела НКПС имярек в течение ближайших пяти воскресений».

Так было в девятнадцатом, а спустя два года, в сентябре двадцать первого, Данилов писал Ленину:

«В обстановке жестокой гражданской войны, голода, нужды, тяжелых лишений мало было места альтруизму, любви даже внутри класса, среди трудящихся.

Сейчас мы получили передышку. С военного фронта центр тяжести переносится на борьбу с разрухой, с голодом, на работу по упорядочению и облегчению обыденной жизни.

Нельзя ли в этой мирной работе сделать одним из движущих рычагов альтруизм, чувство сострадания и любви к старому и малому, к слабому и больному, к беспомощному, голодному?

Я далек от мысли, что нам пора перековать штыки на косы и серпы, но думаю, что пора уже призывать к любви, состраданию, взаимной помощи внутри класса, внутри лагеря трудящихся».

Ленин ответил: «И «внутри класса» и к трудящимся иных классов развивать чувство «взаимной помощи» и т. д. безусловно необходимо».

…У каждого поколения свой путь к Ленину и свои отношения с Владимиром Ильичем — речь идет о времени: оно конечно же отступает перед памятью потомков, но и памяти вне времени не существует.

«Моему поколению, — писала Мариэтта Шагинян в книге «Четыре урока у Ленина», — выпало величайшее счастье наблюдать слово Ленина в его мгновенном превращении в дело. Я разумею его первые декреты в первые дни и месяцы революции, когда многие из нас, потрясенные до глубоких основ, не чувствовали устойчивой почвы под ногами».

Но и Мариэтта Сергеевна, современник Октябрьской революции, очевидец непосредственной деятельности Владимира Ильича, работая над книгой о нем, вдруг задается тревожным вопросом: что произошло с ней самой за несколько десятков лет, если начинает воспринимать Ленина как нечто надчеловеческое, с кем нельзя сравнивать никого другого?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное
40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное