Читаем Былого слышу шаг полностью

— В ночь заступили мы на охрану Троицкого моста, — рассказывал он мне. — Потом снялись и бегом через Марсово поле, по Миллионной улице. Заняли позицию на Дворцовой площади, неподалеку от Александрийской колонны. Несколько часов провели здесь и снова за работу. Настроение было великолепное.

В ту ночь — ночь — исторического штурма, когда отряд Василия Николаевича занял позицию подле Александрийской колонны, он, наверное, не отдавал себе отчета, что участвует в событии, которое станет великим примером, разделит все человечество на тех, кто будет рукоплескать ему, и тех, кто проклинать. Но и позже, когда все это стало очевидным, он не высчитывал своей доли, не требовал и не ждал вознаграждения, которое хоть в самой мизерной части могло бы сравниться с тем, что вкладываем мы в понятие — штурм Зимнего. Иначе он отравил бы себе жизнь, старость — все и всегда были бы перед ним в неоплатном долгу.

У людей, подобных Афанасьеву, не было какого-то отдельного, персонального счета к революции, отягощенного надеждами на личное процветание и благополучие. Он совпадал с общенародным. И все происходившее в последующие годы — ликбезы, рабфаки, первенцы пятилеток, тракторы в деревню, — все это было подтверждением того, что счет их постоянно оплачивается. Они никогда не теряли из виду этого счета, и потому ошибки, несправедливости, которые часто их самих и касались, не могли поколебать убеждений.

* * *

Расследование диверсии, которая была совершена 30 марта 1919 года на водопроводной станции Петроградской стороны — Заречной, было поручено лучшим сотрудникам Петроградской чрезвычайной комиссии Михаилу Васильевичу Васильеву и Николаю Максимовичу Юдину. Они закончили свою работу 8 апреля. В заключении по делу Юдин писал:

«Мною, совместно с товарищем Васильевым, были приняты все меры к раскрытию злодейского заговора, но, опросив массу лиц, как рабочих, так и служащих, мы пришли к выводу, что виновников этих взрывов найти не представляется никакой возможности, ибо никаких следов, ни тени подозрения ни на кого не падает… Раскрыть настоящее преступление может только какая-нибудь случайность, а посему мы решили дело следствием окончить, дабы не отрываться от других дел».

Не отрываться от других дел… Спустя три с половиной месяца, 13 июля 1919 года, газета «Петроградская правда» опубликует — «Памяти товарищей Васильева и Юдина».

«Еще два имени честных коммунистов прибавилось к именам товарищей, сделавшихся жертвами борьбы за коммунизм. 9 июля члены коллегии Петроградской Чрезвычайной Комиссии Михаил Васильевич Васильев совместно со следователем Николаем Максимовичем Юдиным, разбирая вещи, отобранные у белогвардейцев, почувствовали себя дурно и через несколько часов скончались. После расследования оказалось, что товарищи Васильев и Юдин сделались жертвой удушливого газа, находившегося среди разбираемых ими вещей в одной из склянок… Не случайно склянка удушливого газа белогвардейца вырвала из наших рядов товарища Васильева и товарища Юдина, она предназначалась для революционеров и достигла своего назначения.

Их смерть усилит только нашу энергию в борьбе с врагами пролетариата, и на могилах их мы скажем: спите спокойно, дорогие товарищи, не законченное вами дело в надежных руках».

СУДЬБА КАРТЫ ГОЭЛРО


С победой Октябрьской революции электрификация России станет скорее всего самой заветной, самой трепетной мечтой Владимира Ильича, если хотите, его романтическим устремлением. Он отдаст этому великому делу столько энергии, воли, так бурно будет радоваться успехам и так тяжело переживать неудачи, что строительство каждой из наших первых станций — неотъемлемо от жизни Ленина, неразделимо с его биографией.

Вспомним факты, связанные лишь с Волховской ГЭС. Через месяц после победы Октября Ленин обсуждает возможность использования демобилизованных солдат для строительства этой станции. Весной восемнадцатого, присутствуя на заседании электротехнического отдела и комитета хозяйственной политики ВСНХ, Владимир Ильич делает пометки, определившие в конечном счете судьбу Волховстроя. «Волхов строить». И чуть ниже: «Проекты в печать NB». Он станет постоянно оказывать поддержку, требуя и добиваясь снабжения стройки в самые тяжелые годы. Вспомнит о Волхове в своих последних диктовках: будет настаивать в статье «Лучше меньше, да лучше», чтобы ценой величайшей экономии собрать средства для достройки Волховстроя. И в самые последние дни своей жизни, в Горках, увидит фильм, посвященный Волховской ГЭС.

…На «вертушке», в кабинете Владимира Ильича около письменного стола среди самых необходимых книг, тех, что удобней всего держать под рукой, толстый том — «ПЛАН ЭЛЕКТРИФИКАЦИИ РСФСР. ДОКЛАД 8-му СЪЕЗДУ СОВЕТОВ ГОСУДАРСТВЕННОЙ КОМИССИИ ПО ЭЛЕКТРИФИКАЦИИ РОССИИ».

Перейти на страницу:

Похожие книги

40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное
Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное