Читаем Былого слышу шаг полностью

К тому же заметим: во времена, когда буржуазные газеты не называли план ГОЭЛРО иначе, как «парадная выставка русского коммунизма» и писали, что «весь план электрификации представляет собой при данных условиях фантастическое и вредное начинание», Герберт Уэллс отнюдь не отвергал на корню электрическое будущее России. Писатель лишь позволил себе признаться: «В какое бы волшебное зеркало я ни глядел, я не могу увидеть эту Россию будущего, но невысокий человек в Кремле обладает таким даром… И во время разговора со мной ему почти удалось убедить меня в реальности своего предвидения».

Но еще важней, пожалуй, другое: неверие гостя в возможность осуществления плана ГОЭЛРО отнюдь не раздражало Владимира Ильича, не вызывало у него возмущения, в ином случае Ленин, очевидно, не обратился бы к Уэллсу с предложением: «Приезжайте снова через десять лет и посмотрите, что сделано в России за это время». Уэллс пишет: «Ему хотелось услышать от меня побольше о моих впечатлениях от России». И, как бывало лишь при встречах с интересным собеседником, Ленин близко подсел к Уэллсу, наклонился к нему, по свидетельству самого писателя — «перешел на конфиденциальный тон». И дальше: «Мы тепло распрощались с Лениным…» А на обратном пути из Кремля у писателя не было настроения разговаривать со своим спутником: «Мне хотелось думать о Ленине, пока память моя хранила каждую черточку его облика…»

Когда Уэллс спрашивал Ленина: «И вы возьметесь за все это с вашими мужиками?..» — подобные вопросы не вызывали у Владимира Ильича ни смеха, ни сарказма, ни улыбки. В отличие от нынешних публицистов, которые так любят поиронизировать над английским недотепой: тоже нам фантаст — не поверил в план ГОЭЛРО, да сегодня мощность одной Братской ГЭС в три раза превышает весь тот проект.

А что, собственно говоря, в этом зазорного, почему бы и не посмеяться над недальновидностью Уэллса. Да потому, что история эта свидетельствует не о слабости фантазии английского писателя, а о величии социалистических преобразований в революционной России. Потому что, отправляя саркастические стрелы, как нам кажется, в адрес Уэллса, мы принижаем тем самым план электрификации страны. Уэллс совершенно закономерно не смог разделить план ГОЭЛРО. Произойди обратное — вот это было бы действительно невероятным.

Удивительное дело: всякий раз, как только решаемся чуть подрисовать, чуть улучшить историю, ну, скажем, сделать ее более интересной и впечатляющей, мы неминуемо ослабляем тот конфликт, которой существовал на самом деле. И непременно проигрываем: хотели, казалось бы, сделать прошлое поэффектней, а произошло обратное — прошлое предстало более ординарным. Ничто не может быть драматичней самой истории.

Вернемся все к тому же проекту электрификации России. Пошло же с легкой руки беллетриста и перекочевало затем во множество книг, статей, брошюр, например, такое утверждение: в дни работы VIII съезда Советов понадобилось сосредоточить всю энергию московской электростанции, чтобы на коротенькие мгновения освещать карту с изображением плана ГОЭЛРО, даже в Кремле, в кабинетах народных комиссаров, были вывинчены все лампочки, кроме одной — в шестнадцать свечей. Действительно, нужна была электроэнергия, чтобы осветить Большой театр, где проходил съезд — его фойе и лестницы, его партер, ярусы и сцену. А на самой же карте было не больше трех десятков лампочек и зажечь их поочередно или же все вместе даже по тем временам не составляло особых трудностей… Не надо, не воспринимайте это, как уточнение педанта, — оно имеет смысл.

В нетопленном и полутемном зале Большого театра всего лишь три десятка ярко мигавших на карте лампочек предстали перед делегатами съезда заревом будущего. Мы знаем уже, что, выступая с докладом, Кржижановский говорил: «Вы видите, как вспыхнула лампочка, отмечающая расположение этой станции… Под № 16 загорающаяся лампочка показывает вам Шатурскую государственную станцию…» И, заканчивая доклад, как свидетельствуют те, кто были на этом съезде, Глеб Максимилианович воскликнул: «А теперь зажгите свет над всей Россией!». И вспыхнули тридцать лампочек, и поднялся рукоплещущий зал, и делегаты запели «Интернационал».

Да, о плане электрификации делегатам съезда докладывал Кржижановский, и светящаяся карта была установлена подле трибуны лишь на время его выступления. Между тем мы привыкли к известной картине — Ленин на VIII съезде Советов. От края и до края сцены — вширь и ввысь натянута огромная карта электрификации. И здесь же в тесном кольце делегатов съезда Владимир Ильич рассказывает собравшимся об электрическом будущем России. Есть и справедливое в этой картине: на VIII съезде Советов было очень тесно, в зале Большого театра набилось столько людей, что в конце концов решили отменить все гостевые билеты…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное
40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное