Былого слышу шаг

27. IV. 1920 — этой датой помечен основной текст «Детской болезни «левизны» в коммунизме». Значит, юбилейный вечер состоялся за четыре дня до завершения этой работы, когда Ленин был поглощен исследованием стратегии и тактики международного коммунистического движения, или, как он сам пометил в рукописи, «опытом популярной беседы о марксистской стратегии и тактике». Владимира Ильича подгоняли сроки: текст брошюры предстояло перевести на иностранные языки и издать до начала И конгресса Коммунистического Интернационала.

Лишь открыв «Детскую болезнь «левизны» в коммунизме», уже на второй странице мы читаем ту же цитату Каутского — от первого до последнего слова. Так и видишь Ленина за рабочим столом; кажется, что он только успел закрыть кавычки, пометить следом: «Хорошо писал 18 лет тому назад Карл Каутский!», как вынужден был прервать работу и поехать на вечер. Приехав на него, он как бы продолжит работу: повторит цитату и скажет следом: «Вот как 18 лет назад писал про революционное движение в России выдающийся социалист, с которым нам пришлось теперь порвать так решительно». В повторении этом — непроизвольность выступления Владимира Ильича: он говорит о том, чем заняты его мысли.

На первый взгляд может показаться, что, дважды обращаясь к цитате, Ленин размышляет в каждом случае о разном. В работе он анализирует международное значение Октябрьской революции. Это как бы взгляд извне: Ленин стремится взглянуть глазами коммунистов других стран, помочь им осмыслить международную значимость Октября, историческую неизбежность повторения в международном масштабе того, что произошло в России. В связи с этим и ссылка на Каутского. Выступление на вечере — это уже взгляд изнутри, от себя. Ленин говорит, что ожидания от русской революции были непомерно велики, слова Каутского — подтверждение тому. Теперь революция свершилась, одержаны блестящие победы, но нельзя забывать, что в силу условий, в которых она проходила, большевики не имели пока возможности приступить надлежащим образом к решению задач, составляющих сущность социалистического переворота.

Здесь-то и перекрещиваются взгляд извне и взгляд изнутри, сливаются в единый взгляд коммуниста-интернационалиста, которому в одинаковой мере присущи и политическая трезвость, и политическая скромность, Не переоценивать своих побед, полагая, что уже воплощены в экономическом и политическом смысле идеалы социалистической революции, говорит Ленин на юбилейном вечере. А во втором абзаце своей работы он пишет: «…было бы ошибочно упустить из виду, что после победы пролетарской революции хотя бы в одной из передовых стран наступит, по всей вероятности, крутой перелом, именно: Россия сделается вскоре после этого не образцовой, а опять отсталой (в «советском» и в социалистическом смысле) страной».

Владимир Ильич в своей речи говорит собравшимся, что, не понимая всего этого, можно, «пожалуй, попасть в очень опасное положение, — именно, в положение человека, который зазнался. Это положение довольно глупое, позорное и смешное». Такая опасность «должна быть сугубо учтена всеми большевиками порознь и большевиками, как целой политической партией». Вот он, переход не по форме, а по существу от того, о чем говорил Ленин в самом начале, касаясь себя, — к партии, которой и посвятил выступление.

В беседе с М. С. Ольминским Ленин заметил: «Вы не можете представить себе, до какой степени неприятно мне постоянное выдвигание моей личности». В этих словах — одно из многочисленных свидетельств той исключительной взыскательности, с которой относился Владимир Ильич к упоминанию своего имени, к оценкам своей роли в судьбах революции, делах партий и государства.

Широко известен, например, эпизод, рассказанный В. Д. Бонч-Бруевичем: первый раз после ранения появившись в своем кабинете, Ленин взялся за просмотр накопившихся газет.

«Вхожу, вижу: Владимир Ильич сильно побледнел, встречает меня взволнованным взглядом и с упреком говорит мне:

— Это что такое? Как же вы могли допустить?.. Смотрите, что пишут в газетах?.. Читать стыдно. Пишут обо мне, что я такой, сякой, все преувеличивают, называют меня гением, каким-то особым человеком, а вот здесь какая-то мистика… Коллективно хотят, требуют, желают, чтобы я был здоров… Так, чего доброго, пожалуй, доберутся до молебнов за мое здоровье… Ведь это ужасно!.. И откуда это? Всю жизнь мы идейно боролись против возвеличивания личности отдельного человека, давно порешили с вопросом героев, а тут вдруг опять возвышение личности! Это никуда не годится…