Читаем Былой Петербург: проза будней и поэзия праздника полностью

В отличие от середины периферия строго топографична (на нее приходится наибольшее число микротопонимов, и они в большинстве своем раскрыты), бытовой фон представлен значительно слабее, цифровые уточнения встречаются редко. В пути героев задается направление движения, отсутствуют «ненужные крюки» и петли по неназываемым улицам и переулкам, приведены несколько раскрытых микротопонимов.

Проследим это на маршрутах Свидригайлова (путь к гостинице «Адрианополь») и Раскольникова (прогулка на Острова).

Свидригайлов, выйдя из дома на углу 3‐й линии и Малого проспекта Васильевского острова, «в полночь переходил через —ков мост[1278] по направлению на Петербургскую сторону. <…> …посмотрел на черную воду Малой Невы… и пошел на —ой проспект» (VI, 388).

Этот путь он совершает в абсолютной темноте и в «молочном, густом тумане» при полном отсутствии уличных сцен[1279] – «ни прохожего, ни извозчика не встречалось по проспекту» (VI, 394).

Так же построена и прогулка Раскольникова на Острова. Выйдя из своего дома, он пошел «по направлению к Васильевскому острову через В-й проспект» (VI, 35), прошел по К-ну бульвару, затем пересек «Васильевский остров, вышел на Малую Неву, перешел мост (на обратном пути он указан как Т-в, т. е. Тучков. – К. К.) и поворотил на Острова» (VI, 45).

В маршрутах Раскольникова на периферии отсутствует описание пути внутри дома и фиксируется отсутствие бытовых клише («тут не было, ни духоты, ни вони, ни распивочных» – VI, 45).

В организации периферийного пространства топография играет главную роль.

II

По мнению Николая Анциферова, для Достоевского «дом находится в какой-то внутренней органической связи со своим обитателем»[1280]. Однако для писателя значим не только облик здания, в который он поселяет свой персонаж, но и его определенное расположение[1281].

Почти все герои романа живут в районе Сенной и лишь двое – на периферии.

Местонахождение домов на периферии, в отличие от середины, дано однозначно и с наибольшей топографической конкретностью: Разумихин снимает комнату на Васильевском острове, в пятом этаже дома на набережной Малой Невы, подле моста (им мог быть только Тучков. – К. К.) – VI, 87; невеста Свидригайлова «живет на Васильевском острове, в Третьей линии, на Малом проспекте» (VI, 385).

Заметим, что споры о достоверности и точности в произведениях Достоевского, и в частности в «Преступлении и наказании», начались сразу после выхода романа.

Необходимо иметь в виду, что читатели – современники писателя, воспитанные на физиологических очерках и этнографической беллетристике 1840–1860‐х годов, где с фотографической точностью фиксировались городской быт и топография, воспринимали творчество Достоевского в рамках привычных представлений об адекватном отражении реальности в литературе. То, что не укладывалось в эти рамки, воспринималось как ошибка. Например, один из современников упрекал Достоевского в неточностях, поскольку не мог найти дачу Аглаи Епанчиной в Павловске[1282].

Знаменательная встреча и беседа Раскольникова со Свидригайловым состоялась в трактире вблизи Сенной площади[1283]. Еще до свидания со Свидригайловым Раскольников, блуждая по городу, увидел трактир с вывеской «Хрустальный дворец»[1284] и зашел в него, чтобы посмотреть в газетах сообщение об убийстве процентщицы. В маргиналиях к «Преступлению и наказанию» (СПб., 1906), к цитате «Ба! „Хрустальный дворец!“» Анна Достоевская делает помету: «Трактир (под другим названием) во втором доме по Забалканскому (ныне Московскому. – К. К) проспекту, в доме Вяземской лавры»[1285], т. е. вблизи Сенной площади. Однако в эти года в Петербурге действительно была гостиница с рестораном под названием «Хрустальный дворец»[1286].

Занятно, что после выхода книги вблизи Сенной площади, на том самом месте, где, по предположению современников, встретился Раскольников со Свидригайловым, появился трактир под названием «Хрустальный дворец»[1287]. Трудно сказать, какую роль здесь сыграли поклонники романа, убежденные в точности и достоверности писателя, но в этом случае можно говорить не только об отражении города в романе, а о воздействии романной топографии на реальную.

Остается загадкой: почему писатель не показал молодой жене «дома» Раскольникова, Сони и старухи-процентщицы?

В маргиналиях к «Преступлению и наказанию» (СПб., 1906) к цитате «выходя с В‐го проспекта» Анна Достоевская делает помету: «Федор Михайлович в первые недели нашей брачной жизни, гуляя со мною», показал два адреса на Вознесенском проспекте: «нумера купца Юшина» и «камень, под который его Раскольников спрятал украденные у старухи вещи. Двор этот находился по Вознесенскому проспекту, второй от Максимилиановского переулка. <…> На мой вопрос: зачем же ты забрел на этот пустынный двор? Федор Михайлович ответил: А за тем, зачем заходят в укромные места прохожие»[1288].

Перейти на страницу:

Все книги серии Культура повседневности

Unitas, или Краткая история туалета
Unitas, или Краткая история туалета

В книге петербургского литератора и историка Игоря Богданова рассказывается история туалета. Сам предмет уже давно не вызывает в обществе чувства стыда или неловкости, однако исследования этой темы в нашей стране, по существу, еще не было. Между тем история вопроса уходит корнями в глубокую древность, когда первобытный человек предпринимал попытки соорудить что-то вроде унитаза. Автор повествует о том, где и как в разные эпохи и в разных странах устраивались отхожие места, пока, наконец, в Англии не изобрели ватерклозет. С тех пор человек продолжает эксперименты с пространством и материалом, так что некоторые нынешние туалеты являют собою чудеса дизайнерского искусства. Читатель узнает о том, с какими трудностями сталкивались в известных обстоятельствах классики русской литературы, что стало с налаженной туалетной системой в России после 1917 года и какие надписи в туалетах попали в разряд вечных истин. Не забыта, разумеется, и история туалетной бумаги.

Игорь Алексеевич Богданов , Игорь Богданов

Культурология / Образование и наука
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

Париж первой половины XIX века был и похож, и не похож на современную столицу Франции. С одной стороны, это был город роскошных магазинов и блестящих витрин, с оживленным движением городского транспорта и даже «пробками» на улицах. С другой стороны, здесь по мостовой лились потоки грязи, а во дворах содержали коров, свиней и домашнюю птицу. Книга историка русско-французских культурных связей Веры Мильчиной – это подробное и увлекательное описание самых разных сторон парижской жизни в позапрошлом столетии. Как складывался день и год жителей Парижа в 1814–1848 годах? Как парижане торговали и как ходили за покупками? как ели в кафе и в ресторанах? как принимали ванну и как играли в карты? как развлекались и, по выражению русского мемуариста, «зевали по улицам»? как читали газеты и на чем ездили по городу? что смотрели в театрах и музеях? где учились и где молились? Ответы на эти и многие другие вопросы содержатся в книге, куда включены пространные фрагменты из записок русских путешественников и очерков французских бытописателей первой половины XIX века.

Вера Аркадьевна Мильчина

Публицистика / Культурология / История / Образование и наука / Документальное
Дым отечества, или Краткая история табакокурения
Дым отечества, или Краткая история табакокурения

Эта книга посвящена истории табака и курения в Петербурге — Ленинграде — Петрограде: от основания города до наших дней. Разумеется, приключения табака в России рассматриваются автором в контексте «общей истории» табака — мы узнаем о том, как европейцы впервые столкнулись с ним, как лечили им кашель и головную боль, как изгоняли из курильщиков дьявола и как табак выращивали вместе с фикусом. Автор воспроизводит историю табакокурения в мельчайших деталях, рассказывая о появлении первых табачных фабрик и о роли сигарет в советских фильмах, о том, как власть боролась с табаком и, напротив, поощряла курильщиков, о том, как в блокадном Ленинграде делали папиросы из опавших листьев и о том, как появилась культура табакерок… Попутно сообщается, почему императрица Екатерина II табак не курила, а нюхала, чем отличается «Ракета» от «Спорта», что такое «розовый табак» и деэротизированная папироса, откуда взялась махорка, чем хороши «нюхари», умеет ли табачник заговаривать зубы, когда в СССР появились сигареты с фильтром, почему Леонид Брежнев стрелял сигареты и даже где можно было найти табак в 1842 году.

Игорь Алексеевич Богданов

История / Образование и наука

Похожие книги

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия